Лунный нетопырь
Шрифт:
Одинец долго молчал; а ведь время шло, и луна, наверное, уже коснулась горизонта…
Ты слушай, слушай! То, что открывается тебе, дороже тысячи лун!
Старец, словно услыхав этот голос, еще шире приоткрыл глаза:
— Пойми, дитя, бог — он живой, и в первую очередь им движет то, что обеспечивает существование всего живого, от мышонка до человека. Это — инстинкт самосохранения, — прошелестел едва слышный голосок. — Страшно помыслить, как этот бог представляет себе, что же будет с ним, если внезапно исчезнут питающие его потоки человеческого духа. Ведь
— Инстинкт самосохранения… Так просто! — вырвалось у принцессы с искренним разочарованием.
А все самое важное в жизни — оно просто. — Голос был уже так тих, что его почти заглушал шелест эльфовых крылышек. — А то, что не просто — оно не так уж и важно.
— Тогда твоему богу следовало бы сделать простую, чертовски простую вещь, — безжалостно проговорила мона Сэниа. — Из того, что ты мне рассказал, выходит, что для любого человечества истинный бог — чуть ли не самое важное на свете. Пусть представить его не то, что не просто — невозможно. Но почему же он не хочет позволить людям узнать себя, услышать свой голос, который учил бы их жить по-божески, чтобы не обрекать себя на вымирание?
— Я думаю, в самой его сущности заложена непознаваемость… Чтобы люди не захотели подчинить его себе.
Он прерывисто втянул в себя воздух и закончил с неожиданной силой:
— А этого позволить нельзя! Слышишь — не допусти, чтобы это каким-то чудом свершилось!!!
Она в изумлении отпрянула:
— Почему, почему ты все это говоришь не кому-нибудь, а именно мне?
Наверное, она уже научилась читать по его губам, потому что скорее угадала, чем услышала то, на что он собрал все последние силы:
— Потому что я ошибся… Не мальчик… которого я отдал Горону… Ты. Ты… рождена… править.
А потом наступила тишина. Она подняла глаза — крылья маггировой бабочки больше не шевелились.
Она выпрямилась и неслышно отступила к стеночке, затянутой угасающим на глазах, словно увядающим, плющом. Здесь ее больше ничто не удерживало. Келья-шкатулочка из тусклого нефрита, как же непоправимо ошибся твой хозяин!
Потому что уж чего она не собиралась делать в своей жизни, так это править.
24. Бескрылый властелин
С вершины гранитного столба было видно, что здешнее недоброе светило уже высунуло из-за цепочки столбчатых гор свое прожженное темечко, проклятым мидасовым касанием превращая благородный оникс в презренное золото. Где-то далеко внизу, в несмытой предутренней темени, беспокойно зазвенела жесткая внешняя листва придорожных деревьев. Вероятно, так бряцали смертоносные бронзовые перья мифических гарпий, о которых ей рассказывал Юрг…
Забавно, а ведь если все то, о чем говорил покойный одинец, действительно существует, то в облачной кладовой высшего разума Невесты с этой секунды будет храниться отпечаток сведений о том, что где-то
Или нет?
Или ты собиралась поторопиться.
Грамерси, но пусть тутошний бог учтет, что это очаровательное словечко встречается только в каких-то замшелых легендах неведомой ему Земли. Но «моему своенравию» оно нравится. И потом, перестань, наконец, вмешиваться! Я прощаюсь с Невестой, и мне так легко в это солнечное утро…
Здесь все утра солнечные. Даже слишком.
… мне легко и солнечно, потому что я освободилась навсегда от проклятого Нетопырева наваждения, и теперь нужно припомнить только какую-то мелочь…
Действительно, мелочь: всего-навсего попрощаться с твоим Гороном!
Да, просто встретить Горона, поблагодарить его за терпение и дружескую помощь…
Ничего не значащая фраза. Все сразу вернется на свои места, и ты как прежде станешь девочкой, которая следует за своим рыцарственным проводником, и ты снова окунешься в сказку, с которой, оказывается, так невыносимо расставаться; и ты расскажешь ему о победе над наемниками Вселенской Орды…
Не много чести в победе, когда у тебя под боком десинтор.
И о Лунном Нетопыре, чьи обугленные останки замурованы под оплавленным камнем…
Ненаследной принцессе не пристало похваляться убийством.
А тайны «нефритовой шкатулки»…
Это тайны усопшего; престарелый одинец не раз на своем веку встречался с Гороном, а ведь не поделился с ним своей мудростью. Значит, так тому и быть.
И потом, Горона еще найти надо; может, ты подскажешь — где?
Струйка дыма или пара, поднимающаяся над безлюдной заброшенной купиной.
О, в самую точку!
Она умчалась под указанный ей меднозвонкий полог, даже не поблагодарив своего навязчивого советчика. Огляделась: безлюдно и заброшено. И в самом деле, не похоже, чтобы здесь кто-нибудь обитал.
Небольшой замшелый холм, испещренный дырами полузасыпанных пещерок, вряд ли мог вместить даже немногочисленное племя, и деревья (для нее все-таки деревья, а не сучья какого-то легендарного исполинского супердрева), укрывающие его от зноя, вздымались намного выше его зубчатой верхушки. Пахло, как в земном лесу, земляникой и поганками. Какая-то мошкара стрекотала и жужжала, но и только. А пар, который она заметила еще при луне, поднимался наверное из какой-нибудь расщелины, ведь могут же здесь быть теплые подземные источники…
И тут вдруг она остановилась и напряглась в той мгновенной готовности, которая порождается стремительно мчащейся навстречу бедой за какую-то долю секунды до реального ее возникновения. А затем до нее донесся не то хрип, не то стон, но точна — не из покинутого обиталища.
Горон, конечно, Горон! С ним что-то стряслось, иначе он ждал бы ее возле каменных врат…
Она бросилась на этот звук, спотыкаясь о бугорчатые корни и кляня себя за беспечную задержку в одинцовой келейке; но внезапно от кряжистого ствола векового дерева отделилась сумрачная тень, и она узнала знакомый сутулый силуэт.