Лунный нетопырь
Шрифт:
Она крепче сжата стариковское плечико, угловатое до колючести, и решительно шагнула вперед…
И тотчас же крупные, как виноградины, серебристые пузырьки замельтешили вокруг них, скрывая беззвучным кипением и крутой каменистый склон, прямо у них из-под ног сбегающий в заповедную долину, и замурованный совсем недавно вход в подземный склеп, где покоились останки девяти джасперян.
— Ишь, завела в болото, непутевая! — возопил мгновенно промокший шаман. — С князем своим озоруй!
Он принялся утираться, по-кошачьи размазывая по грязным щекам клейкую влагу. Линялые бантики, которыми
— Тс-с-с… — еле слышно прошелестел он. — Зреет понизу натуга неведомая…
И угадал — совсем неподалеку ухнуло так, что земля под ногами качнулась, и в небо ввинтился рев невидимого отсюда исполинского столба воды. И угораздило же самый крупный из всех подземных фонтанов рвануть именно сейчас!
— Не выдай, княжна-матушка, унеси отсель! — панически завопил шаман, приседая и укрываясь облезлой своей накидкой. — Дивен-гад водяной из болота вылез, поглотит он нас, и не по алчбе, а ненароком, по ничтожеству нашему…
— Ты же сибилло бессмертное, — засмеялась принцесса. — Чего ж ты боишься?
— Того и страшусь, что по неизбывности своей плутать буду по его поганому нутру до самой его гадской погибели!
Перестань трястись, — безжалостно оборвала его причитания принцесса. — Ты хоть наполовину, а все-таки мужик. Слушать противно.
— Кабы сибилло хоть вполовину еще мужиком было, оно б тебя… Ой, ползет, близко подбирается!
— Никто не ползет — вода это подземная в небо столбом бьет, туман разгоняет. Видишь — светлее стало?
— Одно видно взору моему ведовскому — смерть кругом! И стародавнешняя, и свежохонькая, и грядущая…
— Это ты прав, волхователь — здесь покоятся как останки тех, кто почил много веков назад, так и соплеменников моих, погибших по неведомой причине незадолго до того, как я сама появилась на вашей дороге. Может ли твой вещий разум проникнуть в тайну их гибели?
— И-и-и, жена неразумная, о дитяти своем помысли, чтоб без материнских забот не оставить! Ноги уносить надо!
— Ну, я тебя сейчас унесу, лягушачья душонка… — вполголоса пробормотала Сэниа, одной рукой еще крепче сжимая его плечо, а другой доставая мужнин фонарик. — Гляди!
Магического перехода перетрусивший шаман на сей раз даже не почувствовал — просто какой-то миг наступил полный мрак, а затем узкий серебряный луч побежал по опаловым стенам подземной пещеры, выхватывая то полупрозрачные столбы, то темные пятна бесформенных останков, видневшихся на скользком, точно ледяном полу.
— Скажи, если ты действительно провидец, приняли они смерть в бою или чарами изведены?
Но шаман, судорожно разевая рот, точно ему не хватало воздуха, повалился к ногам принцессы, обнимая ее сапоги:
— Не вижу, ничего не вижу, и ты не гляди! Глаза тебе выжжет черной погибелью — как потом сибиллу отсюда вызволишь?
— Хватит труса праздновать, — отрезала она. — Я здесь уже бывала, и не одна, а с дружиною. Ничего не случилось. Но, поскольку мой муж и мои воины намерены
Но старый шаман молчал, то ли из упрямства, то ли от страха потеряв дар речи. Мона Сэниа с трудом выдрала ноги из цепкого капкана его костлявых рук и, перешагнув через съежившегося колдуна, приблизилась к мертвецу, чьи кости, дочиста обглоданные многоногими обитателями этого подземелья, были укрыты обрывками жавровой куртки. Нет, никаких следов десинторных разрядов. А вот под капюшоном, соскользнувшим с голого черепа, что-то поблескивает.
Она достала свое привычное оружие и его вороненым стволом осторожно отодвинула край негнущейся, точно заледенелой ткани — малюсенькое колечко ответило фонарному лучу неживым зеленовато-желтым переливом. Мона Сэниа наклонилась, но тут сзади раздался частый дробный стук — это сибилло подбегало на четвереньках:
— Не трожь!!! — Его истошный визг расплескался по пещере, удесятеренный эхом. — Не трожь, девка безмозглая! Голой рукой коснешься — и себя сгубишь, и сибиллу бессчастного!
— Да? А почему?
Шаман некоторое время сопел, точно принюхиваясь к собственным ощущениям.
— Того сибилло не чует, — виновато пролепетал он. — Нездешняя это волшба-смертушка, и для плоти людской нет от нее заслона-заговора.
Мона Сэниа вздохнула — никудышный ей попался ведун. Вот Кадьян разобрался бы, что к чему… Она перевела калибратор десинтора на короткий луч и, направив его в пол, выплавила глубокую лунку. Потом так же осторожно, подталкивая кольцо десинторным стволом, закатила его в углубление: пусть полежит здесь до лучших времен, раз уж пользы видимой от него никакой, да оно и на детский мизинчик едва налезет. А ведь напугало старого ведуна до смерти — может, и вправду погибельный амулет вроде того колдовского кинжала, что попался Таире под горячую руку?
— Ладно, — проговорила она, наклоняясь к сибилле и ухватывая его за ворот. — Ты, как я убедилась, только на княжьих подушках мудрец, а здесь проку от тебя… Сейчас вернемся. Что посулила — пришлю, и даже вдвое обещанного, но с уговором: о том, где мы были и что видели… Ну, я тебя знаю, язык за зубами ты не удержишь — но говорить о наших с тобой приключениях я дозволяю тебе только с князем твоим, и ни с одной другой душой на белом свете, будь то хоть мой супруг, хоть Рахихорд, хоть анделис. Приказ нарушишь — сюда тебя перекину, навек тут и останешься, с костями этими замурованный. Понял?
В ответ раздался клацающий звук — казалось, у престарелого шамана стучат не только зубы, но и дребезжат тоненькие старческие косточки в иссушенном годами мешке его пергаментной кожи.
— Ну, а еще какой амулет ты поблизости не учуял? Награжу вдвое.
— Да хоть солнце незакатное с небес посули! Только смертушкой все окрест напоено, а доброй волшбы ни крупицы…
Не оставалось ничего другого, как сделать шаг через заветное ничто, ведущий обратно, в неуютный (как у всех безнадежных холостяков) княжеский шатер.