Лунный нетопырь
Шрифт:
— Фирюзой? А почему бы и ее не взять, она обидчивая, как заметит, что ее обошли, такой вой поднимет…
— Справимся. — В голосе принцессы появилась несвойственная ей жесткость. — Мне в гостях за нее просто неудобно, она так недвусмысленно тянется к любой драгоценности… И вообще — жадина.
— Ну, так воспитывай, тебе и карты в руки! По вашим дурацким этикетам девчонки — твоя забота.
— Предпочитаю, чтобы это были руки Паянны, потому что в них нужны не карты, а хороший ремень. Совершенно забаловали сиротинку несчастненькую. Она же этого не понимает, ей никто не говорил, что мы ей — не родные.
— А знаешь, она ведь
— Да? Не заметила. Ну ладно, уговорил, бери и Фирюзу.
— Кстати, а почему попозже, а не днем?
— Потому, что мы с тобой, муж мой, любовь моя, просто бессовестные бездельники, а у Алэла королевских забот полон рот, да и дом у него — не чета нашим замкам, где на каждом шагу по серву на любой случай жизни.
— Да уж, плюнуть некуда…
Вот так освободилась еще на один вечер — вернее, на маленькую его дольку. И если бы кто-нибудь, наблюдающий со стороны (хотя бы пресловутый внутренний голос, который на Игуане предпочитал помалкивать), шепнул ей, что ее поведение несколько смахивает на измену мужу, она очень удивилась бы. Ну, Горон не в счет, из него соперник Юргу — все равно как из Паянны танцовщица.
А впрочем… Два соперника, а точнее, соперницы, у ее супруга все-таки имеются: это — их величества Свобода и Тайна.
Навстречу им она и ринулась, едва командор со свитой отбыл с официальным визитом к королю Алэлу.
На Невесте традиционно занималось бледное утро.
Обнаруженная вчера пещерка, узкая, но глубокая, за ночь продутая прохладными вершинными ветрами, могла бы стать убежищем и на целый день, тем более что здесь не водилось даже крупных птиц, иначе кто-нибудь из них обязательно устроил бы в этой норе, выходящей на запад (хорошо — солнечные лучи сюда не могли заглянуть) свое гнездо.
Теперь здесь она будет каждый раз надевать свое легкое светло-лиловое платье — без рукавов, но с закрытым воротом, чтобы не дразнить любопытство невестийцев нитью колдовских хрустальных бус; распускать волосы по плечам — тоже по здешней моде; обвивать правую руку поскрипывающими полосами «змеиной кожи». Сюда бы еще и зеркало.
Однако светало.
Разглядеть поближе непотребное Нетопырево жилище, разумеется, так и тянуло, но она решила не рисковать: еще приклеит, как в прошлый раз, к стенке, точно муху, попавшую в паучьи тенета, а Горон дожидаться не станет, исчезнет в неизвестном направлении, и ищи ветра в лабиринтах столбчатых. А ведь под ослепительным полуденным солнцем эти слоистые каменные башни кажутся, наверное, совсем золотыми… Надо будет как-нибудь появиться здесь на одну секундочку посреди бела дня, полюбоваться, а затем сразу — в прохладное море.
Она глянула вниз, на темную змейку затененной дороги, и вдруг заметила над обрывистым склоном площадку, на которой что-то белело, вызывая какие-то мрачные ассоциации. Она, не задумываясь, слетела туда…
На самой середине крутого склона, совершенно очевидно недоступного для здешних туземцев, в неглубокой выемке покоились два человеческих скелета. И опрокинутый кувшин, не тронутый ветрами и временем.
Кто, каким образом, а главное — зачем смог забраться на такую высоту, чтоб закончить здесь свои дни… а вернее — ночи?
Еще одна загадка Невесты.
Для тебя самая главная тайна этой земли — это сам Горон. И он ждет.
А то я не знаю! И я… я уже рядом.
Странная вещь — слово. Оно может быть правдой и ложью одновременно. «Рядом» — это
Но когда крытая галерея кончилась и она выбежала на открытую площадку, стало ясно, что торопилась она совершенно напрасно: кучка понурых невестийцев замерла возле приземистой, всего в человеческий рост, плоской крыши подлесья, и голова сирого скитальца Горона, увенчанная короной ухоженных кудрей, так всегда изумлявших принцессу, вздымалась над толпой.
Жгучая иголочка досады прошила все тело от горла до коленок: в этот рассветный час Горон должен был принадлежать ей, и только ей.
Не спеши досадовать — приглядись хорошенько.
Ой, и правда: несколько молодых мужчин уносили прочь от селения травяную сеть с едва прикрытым телом, а следом еще двое уводили под руки тщедушного до полупрозрачности старца. Как печально, хотя все это в конечном счете и не касается. Раздражение прошло… нет, не прошло — растеклось по всему телу, заставляя каждую его клеточку томительно зудеть. И с чего бы?
Словно почувствовав ее приближение, Горон резко обернулся, и какое-то коротко брошенное им слово заставило всех торопливо нырнуть под лиственный навес, откуда при этом смрадно пахнуло нечищенным стойлом — стало очевидно, что злосчастный Порух целиком располагается в обширной, абсолютно не проветриваемой ямине.
Сэнни заторопилась приблизиться к Горону, наскоро придумывая повод для оправдания своей задержки, но он опередил ее:
— Успела, — кивнул он. — Хорошо. По здешним поверьям чем больше людей провожают уходящих по Дороге Прощальной Любви, тем легче им расставаться с жизнью.
— Да уж, — бездумно сорвалось у нее с языка, — легко ли в таком возрасте карабкаться на гору…
Под длиннющими (наверное, при таком-то солнце других и быть не может!) ресницами странника словно что-то блеснуло.
— Гору? Почему ты так решила?
Она смущенно покраснела — ну прямо девочка, которую поймали за подсматриванием в щелку.
— Ну… Я однажды видела кости на довольно приличной высоте. Даже не представляю себе, как это здешнее старичье по таким кручам карабкается, да еще перед самой смертью. Но ведь не устраивать же кладбище под боком у собственного селения!
Под тенью его загнутых ресниц ей снова померещился фосфорический блик, но, скорее всего это был отблеск занимающейся зари.