Лунный скульптор [книга 9]
Шрифт:
«Ну все. Теперь точно ничего не сделать».
Виид тихонечко прикрыл глаза.
Пол в пещере был ужасно холодным, да и со всех сторон окружали ледяные стены. В таком месте простуда не то что не пройдет, а только быстрее осложнится. Виид и Альберон не чувствовали уже ни рук, ни ног — смерть подступала к ним все ближе и ближе.
«Ну почему же так болит тело?.. Эх, как же грустно».
С закрытыми глазами Виид окунулся в воспоминания.
В детстве он не гнушался браться за любую работу, гарантирующую хоть один лишний цент. Чтобы помочь торгующей на рынке бабушке, в то время, пока другие дети
Конечно же, это было незаконно, поэтому неудивительно, что условия труда были просто отвратительными, да и деньги вовремя никогда не платили.
И все-таки на каникулах, работая сутками напролет, тратя время лишь на краткий сон, он мог зарабатывать хоть какие-то деньги. Однако они не так просто и давались. Каждый раз, когда приходилось браться за работу, в которой у него не было опыта, Хэну приходилось так сильно напрягаться, что уже очень скоро у него не оставалось сил.
— Ах ты, маленький недоносок! Думаешь, притворишься больным и не будешь работать? Если станешь и дальше так отлынивать, то можешь прямо сейчас считать себя уволеным!
Свыше трех недель не выплачивающий ежедневную зарплату директор был раздражен и разгневан. И даже то, что на лбу Хэна выступили капли пота, а под глазами прописались глубокие черные круги, нисколечко не убеждало хозяина, что работник действительно болен.
В те времена Хэн был молод и постоянно недоедал, вследствие чего чаще уставал и делал какие-то промашки.
Это очень злило работодателей, но что еще хуже, позволяло сваливать на него любые происшествия, произошедшие по вине остальных сотрудников.
— Научись вначале работать, придурок.
— И кому вообще потом такой тупица будет нужен?
— Лучше от тебя держаться подальше, пока еще чего не сломал.
— Грязный ублюдок! Из-за тебя у нас только прибавляется работы. Лучше вали отсюда, иди, вон, лучше грабежами займись, что ли.
Каждый раз выслушивая подобные бесконечные обвинения, Хэну приходилось молча терпеть. Он очень боялся потерять работу, ведь другую можно было и не найти.
Именно поэтому, даже заболев в тот день, он встал, позавтракал и пошел на работу. Взрослые видели, что он болен, слаб и еле справляется за столом, но никто, никто из них не то чтобы забеспокоился, а даже слова доброго не сказал. Всем было все равно, а Хэну не оставалось ничего, кроме как, скрючившись в углу от сильной боли, безмолвно плакать, стараясь сделать хоть что-нибудь.
С тех самых пор, с того случая, самой ненавистной в его жизни вещью стала слабость тела. А когда же от его труда стала зависеть еще и судьба сестры, болезнь и отдых превратились в непозволительную роскошь. Но всегда, абсолютно всегда, когда Хэн опять заболевал, та детская боль и обида — они возвращались.
— Черт!
Виид чувствовал, как его глаза защипало.
«Чем больше плачешь, тем делаешься слабее. А я не плачу».
Стиснув зубы, он сдерживал подступающие слезы.
Мучиться ему уже не так долго. Тело ныло, а здоровье постепенно снижалось. Единственным, из-за чего он еще держался, была огромная стойкость, но и она уже подходила к концу. Осталось всего лишь дождаться в полубреду прихода смерти.
Вот только была одна проблема… Смерть — это еще не конец.
После нее сразу же активируется особый
И Виид очень надеялся, что простуда, наконец, уйдет.
«Для восстановления уровней и опыта в навыках придется некоторое время поработать… Да-а, покрутиться, словно белка в колесе».
С закрытыми глазами Виид ожидал смерть.
Настал тот редкий момент, когда он ничего не делал. Ведь все остальное время, даже в перерывах между сражениями, когда приходилось ждать восполнения здоровья и сил, он не единожды отдыхал, занимаясь созданием статуэток.
Быстрый рост уровней и навыков Виида как раз и заключался в этой невероятной работоспособности.
Однако время шло, а смерть все не приходила его забрать.
«Что за бред?»
Он приоткрыл глаза. Тело сильно ломило, а голова дико кружилась, но он все равно заставил себя осмотреться. Сделать это, чтобы в итоге увидеть… Союн!
Куда-то исчезнув не так давно, она вернулась и притащила с собой целую вязанку хвороста.
«Должно быть, это было нелегко».
Поблизости от пещеры не находилось никаких пригодных для костра лесов или зарослей. И ей точно пришлось сходить очень далеко, преодолев бушующую на поверхности снежную бурю.
Сложив несколько веток, Союн развела костер. Воздух в пещере немного нагрелся, и Виид почувствовал небольшое облегчение.
Затем Союн достала из своих личных вещей небольшую жестяную банку. Ее сверкающие, а местами закопченные бока указывали на частое применение в качестве посуды для готовки или разогрева пищи. Такие банки продавали в галантерейных лавках по 4 медяка, но также их можно было обменять за одну-две шкуры лисицы.
Однако, несмотря на подобную доступность, даже новички не использовали их.
Союн искоса взглянула в сторону больного, как будто ей было очень неловко, что приходилось использовать эту банку для новичков. Виид же опять медленно закрыл глаза: температура росла, а с ней и усиливалось головокружение.
«Во рту пересохло».
Страдая от сильной жажды, Виид начал погружаться в пучину забытья, как тут… что-то коснулось его губ.
«Что это?»
Он почувствовал непонятный аромат и нерешительно, уступив чужому давлению, чуть-чуть приоткрыл рот. Тут же что-то обожгло язык и полилось дальше в желудок.
Эта была жидкая каша. Союн, используя свой навык готовки, сварила кашу и теперь понемногу кормила больного.
Но какой ужас! Каша была чудовищно соленой и острой!
«О-о-оу, пожалуйста, перестань!» — внутренне кричал обессиленный Виид.
Вот только Союн не останавливалась. Она насильно кормила его отвратительного вкуса кашей, которая имела настолько сильный вкус рыбы, что Виид смог догадаться об ингредиентах.
«Да она добавила туда мой улов!»
Союн сварила кашу из риса, того, что держала на черный день. Ну, а потом использовала еще и выловленную недавно корюшку. Такую же, что для всех жарил на реке Виид. Но только Союн не смогла ее как следует разделать, и поэтому сильный рыбний вкус так и остался в каше. И это еще не говоря о плохо разварившемся рисе, который плохо разжевывался и комом вставал в горле.