Лунный свет и дочь охотника за жемчугом
Шрифт:
Она идёт по улице, провожаемая взглядами, похожими на кинжалы. От женщины ее расы ожидают, что она будет передвигаться на дрожках. Но Элиза как всегда предпочитает идти пешком, и ее потрепанные ботинки выглядывают из-под зелёного шелкового подола платья матери. По правде говоря, больше всего она любит уходить далеко за пределы города, за миссионерский дом Маквея, и любоваться на залив с невысоких красных скал. Оттуда, с высоты, ей легче оценивать обстановку, подбирая людей, как шахматные фигуры на доске и переставляя их в более выгодные позиции.
Перед ней красивейшее
Элиза распахивает французские двери, и тишину вечернего воздуха наполняют голоса. У неё возникает желание сбежать, но вместо этого она поправляет воротничок платья и входит в комнату, заполненную людьми. Торговцы жемчугом в тропических костюмах выпускают вверх завитки дыма тонких сигар. Взмыленная прислуга суетится с серебряными подносами, нагруженными бокалами с джином и импортным шампанским. Атмосфера наполнена смехом и позвякиванием льда о полированное стекло. Большинство жён торговцев жемчугом – изнеженные натуры, которые терпеть не могут неблагоприятные погодные условия и потому с началом сезона дождей уже отправились на юг, в Перт. Но несколько женщин все еще здесь, в их числе Марта, Айрис Стэнсон и ещё несколько других из Круга. Исчезли шляпы с вуалью и обувь с высоким голенищем. Теперь на них нарядные платья пастельных тонов, а на шеях сверкают нитки жемчуга. Элиза опускает глаза на своё платье, разглаживая большим пальцем упрямую складку.
– Элиза, я едва не приняла вас за прислугу! – Женщина с напряженным лицом, проходя мимо, толкает ее плечом. – Вам не следует проводить так много времени на солнце. – Элиза узнаёт в этой женщине одну из старых знакомых матери, хотя не припомнит, чтобы мать когда-либо положительно отзывалась о ее характере. Она идёт под руку с мужчиной, который плывет по залу с томным видом хозяина жизни.
– Она всегда была немного дикой. – Элизе слышно, как бормочет женщина, удаляясь от неё. – Впрочем, как и ее мать.
Элиза бродит среди гостей вечеринки, где женщины беззаботно смеются, а мужчины оттягивают галстуки, которые повязывали им жены. Несколько человек увлечены игрой в покер или в ту-ап [30] . Позади них длинные столы с тяжелыми вышитыми скатертями заставлены хрустальными бокалами, майоликовой посудой и массивными серебряными столовыми приборами. На стене над ними развевается большой флаг Союза. Присмотревшись, Элиза отмечает, что края его покрыты плесенью.
В дальнем конце комнаты она замечает Мин в черном платье, обтягивающем лиф, и с длинными павлиньими перьями, вплетенными в волосы. Подруга мило улыбается, опираясь на плечо джентльмена, который так пьян, что едва держится на стуле. Мин поднимает голову, и их взгляды встречаются. Элиза незаметно кивает на дверь.
30
Традиционная
В гостиной тихо, горит всего одна лампа. На толстом турецком ковре стоит пара мягких кресел.
– Ну разве ты не сама элегантность? – улыбается Мин Элизе.
– Очень смешно. Думаю, мы обе знаем, что я выгляжу почти так же элегантно, как форель.
Стены увешаны фотографиями в рамках. Мужчины в охотничьих камзолах позируют на фоне оленей с остекленевшими глазами. Охотники в широкополых шляпах для сафари упираются ружьями в туши убитых слонов. Элиза наклоняется, чтобы рассмотреть розовые тигриные язычки, виднеющиеся сквозь длинные белые клыки. Она поворачивается к Мин, которая поправляет сползшее перо.
– Итак, каков план? – спрашивает Мин. Она кажется рассеянной. Элиза полагает, что ей нельзя слишком долго отрываться от работы, по крайней мере, пока такой мужчина, как Стэнсон, ей приказывает.
– Просто продолжай подливать Хардкаслу, – шепчет Элиза. – Постарайся споить ему как можно больше. Нам нужно, чтобы у него развязался язык, и он проболтался о члене своей команды.
Мин кивает и, помолчав, внимательно вглядывается в лицо своей подруги.
– Знаешь, у нас будет гораздо больше шансов на успех, если ты не будешь делать то, что подсказывают тебе твои инстинкты.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я очень тебя люблю, но ты можешь быть довольно… импульсивной. – Мин пересекает комнату и выглядывает за дверь проверить, не идёт ли кто. – Ты натура страстная – благослови Господь тебя за это – но часто действуешь необдуманно. Ты руководствуешься порывами сердца, тебе всегда нужно всех спасать, и иногда это может создавать определенный хаос.
– Просто у меня твердые убеждения. – Элизу задело замечание подруги. – И я не считаю, что мне нужно сдерживаться или вести себя как-то по-другому только потому, что я женщина.
– Элиза, все это прекрасно, но ты должна подумать о том, что позволит тебе добиться желаемого. – Придвигаясь ближе, Мин понижает голос. – Если ты серьезно намерена выяснить, что происходит, самая мудрая маскировка – это почтение. В Баннине это сработает лучше решительности, страсти или же хитрости. Если что и нравится мужчинам меньше опустевшего стакана джина, так это женщина, которая бросает вызов тому ничтожно малому, что находится в их черепных коробках, – продолжает увещевать ее Мин. – Эти торговцы жемчугом – придурки, опасные гордецы. Пойди против, надави на больную мозоль, и они или вовсе сдадутся, или набросятся словно змеи.
Элиза думает о Септимусе Стэнсоне, безусловно, самом влиятельном человеке залива. Она вспомнила, как один из молодых торговцев напился и начал приставать к его жене. Его жестоко изгнали из Ассоциации. Его флотилия разорилась, и он больше никогда не занимался ловлей жемчуга.
– В любом случает, сиди смирно, – приподняла Мин бровь, – и держи рот на замке. Они скоро начнут говорить.
Элиза обдумывает это. Кивает. Мин уходит, по пути бросая неодобрительный взгляд на картины на стене.