Лунный свет[ Наваждение Вельзевула. "Платье в горошек и лунный свет". Мертвые хоронят своих мертвецов. Почти конец света]
Шрифт:
— Да ты что? Откуда же я их всех знаю?
— А и знать необязательно. Твоя задача такого человечка охмурить, будто ты меня уже пасешь и других, мол, не надо.
— Ох, крутила ты, Домовой! Врешь ведь и не икаешь!
— Вру не вру, работа простенькая, капусту иметь будешь, а вот пить разрешу только в выходные и отгулы, понял? — И Домовой захихикал. — А теперь можешь еще стаканчик пропустить и домой — баиньки. Завтра в восемь утра — ко мне.
И Домовой, к моему великому удивлению, вынул из буфета бутылку подмигивающего «Распутина». Я выпил, отвернулся, сглотнул две нейтрализующие таблетки. Потом встал, слегка пошатнулся и сказал:
— Ладно,
И я пошел тяжелой нетвердой походкой долго и упорно пьющего человека к выходу.
В своем временном пристанище на Орджоникидзе я постарался все обдумать. Спрашивается, с какой стати Домовой выбрал меня? Почему из нескольких десятков «своих» алкашей выдернул нового человека? Выходило, что нужен я ему временно для какого-то внезапно подвернувшегося дела. Искать долго было некогда. Это — вывод первый. Второй — Домовой часто использует местных алкашей для незначительных делишек, — конечно, не самых опустившихся. Желательно начинающих, но уже крепко увязнувших. Но вполне возможно, что я ему показался подозрительным. Хочет проверить в деле, и тогда он скорее всего замешан в чем-то крупном.
Глава третья
На следующее утро, придав себе перед зеркалом в прихожей соответствующий вид — человек с похмелья и не в духе, — я явился к Домовому.
Он встретил меня одетый, коротко бросил: «Пошли» — и, перекинув через плечо спортивную сумку, вышел на лестницу.
— Хоть бы налил пол стакана, — заикнулся я, поддерживая имидж.
— С утра не пьем, — отрезал Домовой.
На метро мы доехали до площади Александра Невского. Домовой подошел к гостинице «Москва», передал мне сумку.
— Поднимешься на четвертый этаж. Номер четыреста двадцать один. Постучишься: два коротких, два длинных. Сразу входи, дверь будет открыта. В номере отдашь мужику иностранного вида сумку — получишь кошелек, на руке его носят, с ремешком, «педерасткой» зовется. Все.
— Ты же говорил, без криминала. Не пойду, — уперся я.
— Пойдешь, — прошипел мой «шеф». — И криминала тут никакого нет, понял! Свободный бизнес! Совместное предприятие.
— Не пойду!
— Ну, волчина, связался я с тобой! Как выйдешь, стакан получишь! Ступай. И не перечь мне!
Я вошел в гостиницу. Охранник мельком глянул на меня и отвернулся. Я нажал кнопку лифта. На четвертом этаже на ручке нужного мне номера висела табличка: «Просьба не беспокоить».
Я постучал, как было велено. Войти не успел. Дверь открылась, на пороге стоял мужик самого заштатного вида. Иностранного в нем было столько же, сколько во мне от представителя племени банту.
— Проходи, — сказал «иностранец».
В номере он взял у меня сумку, открыл ее, увидел то же, что и я в лифте: три иконы, по моему разумению — XIX века, закрыл, вынул из ящика стола сумочку-«педерастку», протянул мне.
— Видал! И всех делов! — встретил меня Домовой. — Сейчас поедем ко мне, а хочешь, бери бутылку, пей сам, один! Кто при капусте — тот свободу ценит! — Домовой протянул мне десятитысячную бумажку. Потом снисходительно хлопнул меня по спине: — Ладно уж! Угощаю! Но в первый и последний раз! У меня принцип: заработал — пей на свои!
По дороге домой мы прихватили пару бутылок, две пачки пельменей и колбасы.
В метро Домовой беспрерывно болтал.
— И заметь, Славик, никакого криминала. Поехал я в гости к тетке старушке в Псковскую губернию, привез от нее пару иконок, передал человечку. И всем польза. А человечек тот, может, иконную лавку откроет.
Несмотря на мои нейтрализующие таблетки, за пару часов сидения в квартире Домового на Звездной я не то чтобы опьянел, но изрядно отупел. Реальность воспринималась тяжело, звуки голосов гостей за столом шли как бы сквозь вату. Поэтому я был несказанно рад, когда Домовой объявил пьянку законченной, абсолютно бесцеремонно заявив:
— Все, мужики, кончай базар! Разойдись!
Алкаши молча встали, побрели на улицу. Я, изобразив чрезмерную перегрузку, пробормотал:
— Ладно, мужики, я пошел, — и, вяло махнув рукой, отвалил в сторону.
Усевшись во дворике, за линией кустов, я стал ждать и пытался размышлять.
Юра до сих пор дома не появился. Милиция, как обычно в таких случаях, проводит рутинные мероприятия, устраивая облавы на предполагаемые наркопритоны, одновременно имея в виду свои плановые профилактические рейды.
Мать пытается уговорить мужа обратиться в частный сыск. В городе действительно есть пара контор, кроме всего прочего, занимающихся розыском детей.
Я, в свою очередь, надеюсь, что если сегодня-завтра не найду Юру, то Евграф Акимович Стрельцов, после первого опыта сотрудничества с частным сыском, время от времени берущийся за то или иное дело, согласится возглавить следствие, говоря официальным языком. Кроме того, любопытно, поверил мне Домовой или не поверил? Коли поверил, то я, пожалуй, продолжу «сотрудничество» с ним, даже после того как доставлю Юру домой, поскольку мой инстинкт розыскника показывает, что дела Домового попахивают весьма дурно, а я, хоть и не работаю в розыске, не могу остановиться, если нападаю на след. Поработаю, а там и передам все розыску. Если дело будет того стоить, конечно. Я не жадный! Пользуйтесь результатами работы великого сыщика!
Размечтавшись, я чуть было не прозевал Домового. Он вышел, остановился у парадной, не спеша вынул сигарету, закурил, спокойно огляделся и направился на улицу Ленсовета. Сел в первый вагон двадцать девятого трамвая. Я успел вскочить во второй.
Вышел он на Московском проспекте у «Зенита», пересек проспект и исчез за дверью кафе «Роза ветров».
Я входить в кафе не рискнул. Пожалел, что нет напарника.
Вышел Домовой минут через пятнадцать, снова пошел на переход к трамваю. Обратно мне с ним было ехать ни к чему, и я решил заглянуть в кафе. Здешний халдей по кличке Хват был моим давним знакомым. Годика три назад я помог ему избежать отсидки и получить «условно» ценой весьма важной для сыска информации. С тех пор я пару раз обращался к нему за помощью, но не злоупотреблял.
Хват был на месте, мы поприветствовали друг друга, я взял банку «коки», оглядел зал. Когда Хват услужливо наливал мне воду в высокий бокал, я спросил, с кем Домовой балакал.
— За вторым столиком от входа, тощий, прыщавый. Здесь Майклом кличут, — ответил всезнающий Хват.
Я не спеша выпил «коку», расплатился, вышел и стал ждать. Майкл появился довольно скоро… Через плечо у него висела спортивная сумка, шел он уверенно, не оглядываясь. По Гастелло дошел до улицы Ленсовета и свернул налево к парку Победы. Неподалеку от улицы Фрунзе свернул во двор и исчез в парадной. Двор был большой, зеленый. Я уселся на скамеечку у песочницы. Однако на этот раз, прождав минут пятнадцать, я решил, что сидеть дальше бесполезно, и надумал позвонить все тому же Гене Смолину. Описав Майкла, я спросил, чем замечателен сей субъект и стоит ли его ждать по данному адресу.