Лунный удар
Шрифт:
— Что значит-йок? По-русски говори, бесовская твоя душа!
— Йок-значит йок. Кончился.
— Помер что ли? А что ты в казенной избе делаешь? Вон и фонарь висит. Правда, не горит.
— Это не фонарь.
— А что же это, етит-вертит?
— Простой лампа.
— Шутить изволите, а я вот кнутовищем то тя перетяну, тогда и пошутишь, тудыть твою…
— Погодь, Семен, — значительно сказал Флоров, сходя с коляски, земля показалась неожиданно мягкой, гостеприимной.
Он пошел на голоса
— Как тебя зовут любезный?
— Аксак.
— Не позволишь ли переночевать у тебя, уважаемый, и переждать грозу? А если поставишь самовар, то мы и заплатим. Правда, скромно, мы люди казенные, на государевой службе.
— Нет вопрос. Заходи, гостем будешь.
Уже в сенях, освещенных неверным светом лучины, Флоров поучал Семена:
— Эх ты, Семейка, учу тебя учу манерам, а все ни в какую. Сказано ж тебе: к людям надобно с лаской.
Однако тот с чрезвычайно внимательным видом поизучал его сапоги и сказал:
— Однако в гавно наступили, ваше благородие. Снимите тут, запах к тому ж.
Флоров с трудом сдержал себя, но возница оказался прав.
— Коров, понимаешь, развели, — он разулся и в комнату вошел в носках.
Аксак жил бобылем. Как он рассказал, полдеревни мужиков жили одни.
— Как деревня то называется, хозяин? — спросил Семен.
— Идея. Бывший староста один жил, да помер. Теперь я в его дом перебрался. Пока новый управляющий не приедет.
Странное названьице — Идея. Флоров полистал карту, но в Загорской волости такую деревню не нашел.
В доме было удушающе жарко, потому что, несмотря на лето, в комнате топилась печь. Аксак вытащил из ее жаркого нутра чугунок. Комнату тотчас залил аромат свежесваренной картошки. Рядом с чугунком появился литровый штоф, заполненный более чем наполовину.
— Что это? — Строго спросил Флоров.
— Арака.
"Черт", — подумал Флоров. — "А мне ведь еще Алгу переписывать. И где этот Богом забытый городишко?" Возница быстро перекрестился и уже разливал по кружкам. Получалось ровно, как по линейке.
— Семен, прекратить! — велел Флоров. — Бог знает, чего они туда клали.
— А водка она и в Идее водка, — не соглашался возница, когда дело шло к выпивке, он становился опасным вольнодумцем.
— Это не водка, я ж говорю — арака, — опять влез Аксак.
— За дружбу русского и сумитского народа! — провозгласил Семен. — Выпейте тож, ваше благородие. Вы ж государевый человек, про вас тут все узнают, как вы их уважили.
— Ох, и шельма, — не выдержал Флоров. — Ладно, наливай. Только по одной.
Но когда Флоров начинал пить, то по одной почему-то никогда
Именно за это качество его и попросили с прежней службы, заставив колесить по необъятной губернии. Вот и в этот раз пока он разобрался в своих чувствах, получалось трижды по полкружки.
Аксак совсем захмелел. Пропустив очередную, хватил ею по столу и воскликнул:
— Ай, и арака! Как ее только русские пьют!
— Сумиты тоже мимо рта не проносят, — резонно заметил Семен. — Давай еще по кружке и все. По полной.
— Больше ярамы, — замотал Аксак головой.
— Что значит «ярамы»? Так ты не хочешь за дружбу наших с вашими? — загорелся Семен. — Ах, ты сумитская морда!
— Семейка! — одернул Флоров. — Нехорошо брат. Он нас угостил, а ты. И мне брат нехорошо, пойду-ка я на воздух.
Он с трудом встал и, неловко сшибая табуреты, чугунки, старые сильно вонючие валенки, изловчился-таки выйти в сени. Напоследок он увидел, как почему-то плачущий возница целует Аксака, вопрошая его при этом:
— А девки у вас есть, брат?
— Девки есть, — ответствовал тот. — Только не дают.
Возница так и залился слезами.
— Ты чего? — опешил Аксак.
— Жалко мне тебя, и девки тебе не дают.
— Э, не плачь, дорогой. Мне не надо.
— Это почему?
— Кутаг не работает. Давно.
Возница залился еще пуще прежнего.
— И кутаг не работает. Нету у тебя никакой радости в жизни. Ну, давай за это тогда выпьем. По последней. По полной.
И уже из-за притворившейся двери донеслось:
— Так ты отказываешься пить, морда? За дружбу? Да я тебя за такие слова!
Алик рывком вынырнул из тяжелых объятий сна и некоторое время не мог встать, безуспешно борясь с нахлынувшими впечатлениями. Сон был мало сказать странный, он завораживал, даже угнетал. И он никак не хотел заканчиваться. Самое жуткое заключалось в том, что он начался ровно в том месте, где закончился первый.
"Реаниматор давно б уже диагноз поставил", — подумал Алик. — "Что за перепись? У нас и деревни то такой нет. Идея". Некоторое время он прислушивался к шорохам, глядя в окно, за которым ничего не было кроме чистого поля и моря.
Таким Макаром ему до завтра не восстановиться, надо бы заснуть, да робость его охватила, что приснится опять этот странный сон, что мучил его уже вторую ночь.
Внезапно на него упал отсвет, и, глянув в окно, он увидел, что в соседней избе настежь открыто окно, и в свете свечи видится чей-то ясный силуэт.
— Подойдем поближе, — решил Флоров.
Очередной сполох осветил все вокруг, после чего грянул такой мощи гром, что казалось, в небесах перекатывают гальку в огромном тазу. Но дождя все еще не было.