Лунный ветер

Сафонова Евгения

Булавка в моём сердце незамедлительно исчезла.

— Вы слышали самого Листа? — восторженно уточнила Эмили.

— Посчастливилось бывать на его концерте во время моих путешествий.

— О, как я вам завидую!

— Вы, должно быть, очень много странствовали, мистер Форбиден? — спросила Бланш. В её огромных глазах сияло столько детского любопытства и неподдельного восхищения, что Джон посмотрел на хозяина Хепберн-парка уже ревниво. — И, должно быть, много разного видели и слышали в этих странствиях?

Мистер Форбиден, не отводя взгляда, улыбнулся — мне одной; и я невольно улыбнулась в ответ, вновь вспоминая наши встречи у Белой вуали.

Конечно, Шекспир был далеко не единственной темой наших разговоров.

Как и другие писатели, хотя мы успели обсудить далеко не одного — и, к моей радости, сошлись даже во взглядах на «Трёх мушкетёров», которых не разделял никто из моего окружения. А вот мистер Форбиден, как и я, считал кардинала абсолютно правым как в своём желании не позволить наглецам-мушкетёрам преступать закон и убивать людей на дуэлях из-за их мелочных обид, так и в стремлении изобличить королеву, являвшуюся изменницей и изменщицей, обманывавшей супруга и чинившей заговоры против его страны. Он жалел Миледи, весьма саркастично относился к благородному графу де Ла Фер, без колебаний решившему вздёрнуть любимую супругу на ближайшем суку без суда и следствия, — и говорил, что Дюма фоморски талантлив, если умудрился написать эту историю так, что читатели в итоге сочувствуют вовсе не тем героям, которым стоило бы сочувствовать на самом деле. Мы говорили о многом, пока сидели у водопада или ехали бок о бок по вересковым полям. И мистер Форбиден много рассказывал о странах, которые ему довелось повидать в своих путешествиях, — а последние годы, как я поняла, он только и делал, что путешествовал. Рассказывал о чудных городах, странных обычаях, чужих людях и фантастических существах, живущих бок о бок с ними, как наши фейри. Рассказывал, как в суровых арктических землях Канады — судьба занесла его даже туда — он нашёл рядом с мёртвой матерью-волчицей нескольких полярных волчат, из которых к тому времени жив был только один. Теперь этот волчонок вырос в красавца-волка, а во время наших бесед лежал у моих ног, иногда тыкаясь холодным носом мне в руку, как собака; и я гладила его загривок, любуясь снежным, с небольшой рыжинкой мехом и пушистым хвостом.

Ещё мистер Форбиден рассказывал о диковинных вещах и изобретениях, которые он повидал в своих странствиях — как по чужим странам, так и по нашей родной. О фотографиях и электрических лампочках, о телегах с электромотором, которые ему показывали в Руссианской империи, и телеграфах, которые уже могли передавать не только текст, но и изображения. О том, что раньше могли творить только маги, а теперь созидали простые смертные.

«Неужели может случиться так, что когда-нибудь нужда в магии отпадёт? — спросила я у него тогда, слушая его со смесью приятного волнения и недоверия. — Если однажды эти изобретения станут доступны каждому…»

«О, нет, — ответили мне. — Я надеюсь, у нас хватит ума не вытеснять магию технологиями, а позволить им мирно идти рука об руку. Тогда наш мир может достичь истинной гармонии… и величия. Но кто знает».

— Да. Я видел и слышал многое, — наконец молвил мистер Форбиден, отвечая Бланш. — И выступление герра Ференца, должен признать, было одной из самых удивительных вещей среди всего этого.

Отец с улыбкой качнул головой:

— Так вы ещё и тонкий музыкальный ценитель, мистер Форбиден? Воистину многогранная личность.

— Вы льстите мне, мистер Лочестер. Ничего подобного.

— Полно. Вы пролили бальзам на душу старика. Я всегда любил игру Ребекки, но, когда твою дочь сравнивают с самим герром Листом, это чего-то да стоит. — Отец мягко махнул рукой в мою сторону. Кажется, он и правда был горд и растроган. — И всё-таки порадуй свою матушку, Ребекка. Исполни что-нибудь… подобрее.

Я не стала упрямиться, покладисто заиграв прелюдию Баха. Одну из тех, что попроще, романтичную, мелодичную и светлую. В конце концов, настроение у меня и правда изрядно улучшилось.

Какая

же я глупая. Из одной улыбки, за одну-единственную песню успела придумать себе невесть что.

Это так… по-девичьи.

Я слышала, как гости возобновляют свои разговоры, и это окончательно меня успокоило. Куда проще играть, если знаешь, что тебя особо не слушают.

Впрочем, спустя некоторое время к роялю подступил чёрный силуэт, небрежно облокотившись на лакированную крышку.

— Должен сказать, злые пьесы у вас выходят лучше, — заметил мистер Форбиден. — Больше соответствуют вашей натуре.

— А, может, они просто больше вам по вкусу из-за вашей натуры? — не отрывая взгляда от клавиатуры, откликнулась я, продолжая играть.

— Даже не собираюсь отрицать, но вы не хуже меня знаете, что вы та ещё маленькая злюка. Потому-то мы с вами так и спелись, — в его голосе я услышала улыбку. — К слову, пока вы музицируете, ваши подруги бессовестно пользуются прекрасными творениями Баха в качестве прикрытия, обсуждая «Монаха» Льюиса. [24]

Это всё же заставило меня на миг поднять глаза, немедленно взяв неверную ноту, но зато получив возможность посмотреть на Бланш, Эмили и Лиззи. Те о чём-то оживлённо шушукались, сидя рядышком на софе и периодически воровато косясь на своих родительниц, затеявших новую партию в вист.

24

Готический роман 19-летнего англичанина М. Г. Льюиса, впервые напечатанный в 1796 году, в своё время получивший широкую и скандальную известность.

Да уж, если б матушка услышала, о чём они говорят…

— Не понимаю, как можно обсуждать подобную вульгарную, отвратительную и грязную вещь, — бросила я, вновь устремив взгляд на клавиши, старательно извлекая пальцами нежные мажорные переливы звуков, похожие на арфовые.

— Как? Вы называете таковой книгу, которая пришлась по вкусу самому маркизу де Саду?

— Это тоже многое говорит о предмете обсуждения.

— Бедняжка Ребекка. Боюсь, вы ничего не смыслите ни в литературе, ни в развлечениях. Пока вы тайком читали Шекспира, размышляя о хитросплетениях его интриг и коварстве его злодеев, они хранили под подушкой Льюиса, и разум их увлекали совсем иные мечтания. Пока вы проводите время в скучных беседах со мной, они обсуждают подоплёку любовных похождений сладострастного священника, включающих в себя изнасилование, сатанизм, инцест, убийства и разлагающиеся тела новорождённых детей, что куда увлекательнее.

— Благодарю, но я всё же предпочту поскучать.

— Однако вам ведь нравятся романы о призраках и прочей нечисти. И, готов поспорить, вы не раз мечтали стать героиней одного из них. Мрачные тайны, зловещие замки, кровавые убийства… всё лучше серых обыденных будней среди вашего скучного семейства, которые так вам опостылели. Скажете, нет?

Он снова смеялся надо мной. Впрочем, смех его не оскорблял меня. То ли потому, что его насмешки надо мной носили оттенок ласкового подтрунивания, но не обычного цинизма по отношению ко всему и вся. То ли потому, что я прекрасно осознавала его правоту.

Ведь я понимала, что именно сходство со страшной сказкой, окрашивавшее нашу с ним игру, делало её такой привлекательной для меня.

— Романы романам рознь. И, может, однажды мне ещё доведётся побыть героиней подобной истории, — заметила я невзначай. — Реальная жизнь порой оказывается куда удивительнее романов… и страшнее.

Мистер Форбиден усмехнулся, слушая, как истаивают последние ноты прелюдии.

— Поверьте, мисс Лочестер, в действительности оказаться в центре подобных событий несладко. — Он подал мне руку, приглашая подняться из-за инструмента. — И в настоящем страхе нет ничего романтичного.