Лунный ветер

Сафонова Евгения

— Вы говорите так, — всё-таки произношу я, — словно…

— Словно я не из этого времени? — конечно, ей известны мои мысли. — Я из всех времён, девочка. Из тех, что были задолго до твоего рождения, и тех, что ещё не наступили. Я видела, как люди изобретают колесо, и видела, как тысячи лет спустя их потомки создают варп-двигатель. Мне подвластно видеть и ведать всё, что было, есть и будет. За этим я когда-то и стала тем, кто я есть. — Великая Госпожа смотрит на меня, и её губы снова трогает улыбка; только вот на сей раз от этой улыбки мне становится не по себе. — У нас не бывает любимцев. Мы не имеем на них права. И времена, когда мы охотно являлись к смертным и активно вмешивались в ход даже незначимых вещей, давно

миновали. Но твоему семейству… вам удалось вызвать мой интерес.

Наверное, на этом месте мне пристало бы чувствовать себя польщённой. Однако вместо этого я ощущаю страх.

Памятуя, насколько своеобразно божественное чувство юмора, я не сомневаюсь: чтобы вызвать божественный интерес, требуется нечто, предполагающее отнюдь не безоблачное счастье.

— Да и твоя история вышла… занятной. Войны и игры правителей наблюдать увлекательно, однако от них тоже порой хочется отдохнуть. Незамысловатая любовная драма подходит для этого как нельзя лучше. — Она берёт паузу, глядя на меня одновременно снисходительно и оценивающе. — А теперь тебе пора.

В тот миг, когда она делает шаг вперёд, у меня всё же вырываются слова, которые давно просились быть высказанными:

— Вы можете сохранить жизнь того, кому скоро суждено умереть?

Владычица Предопределённости замирает, не сводя с меня того же оценивающего взгляда.

— Пожалуйста. Умоляю, — тихо прибавляю я. — Вы ведь можете спасти Тома? Даже если та, что служит вам, сказала, что его не спасти?

Судя по её лицу, мне снова удаётся её позабавить.

— Баньши открывается малая часть того, что открыто мне. Не больше, не меньше. Это не делает их моими глашатаями. Не значит, что им ведомы мои помыслы и деяния. — В её взгляде и голосе я читаю странное насмешливое поощрение. — Судьба твоего друга — не то, что заслуживает моего внимания. Я не определяла ни его жизнь, ни его смерть. Ни его, ни твою, ни того, кого ты любишь.

Странно, но это меня обнадёживает.

— Значит, если я та, о ком вы поведали… и если не вы сложили наши судьбы… то в моих силах спасти Тома и не потерять Гэбриэла?

Владычица Предопределённости молчит, явно раздумывая, что именно мне ответить и ответить ли вообще. И меня не покидает смутное ощущение, что в первую очередь её размышления касаются того, какой вариант моей истории развлечёт её больше: тот, в котором я узнала ответ, или тот, в котором не узнала.

— Можешь считать, что предначертания не существует, — наконец произносит она. — Можешь считать, что вы сами пишете свою историю. За редкими исключениями вроде того мальчика, которому определённо лучше было рисовать картины вместо того, чтобы вещать с трибун. Так и умер, не зная, что его диплом художника осчастливил весь мир. — Она тихо и коротко смеётся шутке, понятной ей одной. — Лишь немногие вещи вы в силах изменить, не поставив под угрозу естественный миропорядок.

— Какие вещи?

Но она уже разлетается сонмом золотых бабочек, чтобы пару мгновений спустя вновь соткаться женщиной прямо подле меня; и когда Великая Госпожа с материнской нежностью кладёт лёгкие, почти невесомые руки на мои плечи, меня вопреки всему пробирает жуть.

— Это место ты больше не увидишь. И не вспомнишь. Никогда. — Её глаза так близко, что я могу видеть, как зажигаются и умирают звёзды в бесконечной вселенской тьме, открывавшейся в её зрачках. — Живи, как жила. Вам лучше не думать и не знать, что кроется по другую сторону реальности, на изнанке ваших жизней и ваших поступков. Вы спокойно существуете и без этого знания. Спокойно и спокойнее. — Когда её губы касаются моего лба, мне кажется, будто вместо губ кожу задевают хрупкие ломкие крылья. — Прощай, смешная девочка… мисс Лочестер, миссис Чейнз, леди Форбиден.

Я проснулась мгновением позже. Открыв глаза, посмотрела на догорающую свечу —

с ощущением, что не просыпаюсь, а засыпаю: медленно слепну, погружаясь в мир, где вместо шести чувств мне оставляют всего пять. Понимая, что болезненно яркие воспоминания обо всём, что я видела, тают, рассыпаясь пылью забвения — и, пытаясь ухватиться за них, удержать, сохранить в памяти, я лишь заставляю их ломаться и сыпаться сквозь пальцы, словно осколки ёлочных игрушек.

Я была… только что я была там, где…

Но я вспомнила только золотых бабочек и летнее небо, облекавшее тонкий стан той, кого мы называли Владычицей Предопределённости. Некие слова о судьбе, и выборе, и о том, что предначертания не существует.

И лишь слова прощания звучали в моих ушах с такой отчётливостью, будто их всё ещё шептали мне на ухо.

«Мисс Лочестер, миссис Чейнз, леди Форбиден».

Свеча захлебнулась воском, погрузив комнату во тьму. Я села в постели, собирая в мыслях те немногие кусочки мозаики, что оставил мне почти забывшийся сон.

Неужели я и в самом деле видела её? Саму Великую Госпожу? Нет, не один человек за историю мог похвалиться встречей с богами, но с чего бы ей явиться ко мне, да ещё во сне? Просто потому, что я осмелилась в мыслях бросать ей вызов?..

Я сосредоточилась, пытаясь вспомнить больше, — и снова ощутила то, что уже испытала когда-то. Странное чувство, родившееся на кладбище, когда Гэбриэл предложил мне представить мир, в котором нет меня: будто ты рвёшься за пределы собственного сознания, но в миг приближения к границе падаешь обратно, в уютный мир того, что можно осязать собственными руками и видеть собственными глазами.

Просто потому, что иначе рискуешь сойти с ума.

Нет. Не нужно. Не нужно думать об этом. Прикосновение к тому, что лежит за гранью, опасно. Особенно для простых смертных вроде меня.

Но если это и правда была она…

…«мисс Лочестер, миссис Чейнз, леди Форбиден»…

Я встала. Медленно раздевшись, легла обратно, неотрывно глядя в окружающий меня мрак.

Положим, я и правда слышала саму Великую Госпожу. Положим, мой сон — не просто сон, рождённый слезами и усталостью, да ещё всеми размышлениями о будущем и о нашей мнимой схватке, которым я предавалась после визита к баньши. Тогда что означают эти слова? То же, что «Гламисский тан, Кавдорский тан, король в грядущем»? [31]

31

Отсылка к пьесе Шекспира «Макбет». В самом начале пьесы Макбет встречает трёх ведьм, которые приветствуют его словами:

«Будь здрав, Макбет, будь здрав, Гламисский тан!»

«Будь здрав, Макбет, будь здрав, Кавдорский тан!»

«Будь здрав, Макбет, будь здрав, король в грядущем!» (пер. М. Лозинского)

Последние два приветствия для Макбета являлись пророчеством.

Я повернулась набок. Ощутив под рукой твёрдую обложку книги, лежавшей на одеяле, — Шекспир, — переложила её с постели на тумбочку.

Хотелось бы мне верить, что это ещё одно предсказание. Предсказание, которое гласит, что всё сложится так, как я и хотела. Да только с чего «леди Форбиден»? Традиции титулования в нашей стране менялись не раз, но в итоге сложились так, что лишь глава рода и его супруга могли зваться лордом и леди Чейнз, а также графом и графиней Кэрноу. К их наследнику и его супруге следовало обращаться «лорд Томас Чейнз» — можно без фамилии, но имя обязательно — и «миссис Чейнз». Дочери и другие сыновья также были бы просто «миссис Чейнз» и «мистером Чейнзом»; причём, представляя младших, также не следовало забывать перед фамилией назвать имя. Потому и сейчас я была «мисс Лочестер», тогда как моя младшая сестра — «мисс Бланш Лочестер» или просто «мисс Бланш».