Лунный зверь
Шрифт:
Тем не менее утром к нему на некоторое время вернулась способность ясно мыслить и вся его решимость, благодаря которой он прополз не меньше пятисот миль по неизвестной пустыне.
Он направился к ближайшему лотку. В этот раз после того, как он активировал его, последовала заминка, длившаяся чуть больше минуты, а потом на дно лотка выплеснулось около наперстка воды.
Дженнер досуха вылизал его, потом подождал еще несколько минут в надежде на новую порцию. Но когда он понял, что его надежды не оправдались, он печально подумал, что где-то в этой деревне разрушилась еще
И тут ему пришло в голову, что только человек, способный двигаться, может обнаружить новый источник воды для деревни, которая не в состоянии передвигаться.
Конечно, пока он будет искать источник воды, деревне придется поддерживать его силы. А это означает, помимо всего прочего, что ему понадобится и кое-какая пища.
Он принялся рыться в своих карманах. Покидая корабль, он позапихивал еду в небольшие куски ткани. В карманы просыпались крошки, и он неоднократно пытался выискать их во время остановок на длинном пути по пустыне. Сейчас, когда он разрезал швы, он действительно обнаружил там крошечные кусочки мяса, хлеба, сала и еще чего-то непонятного.
Осторожно он склонился над соседним стойлом и положил в лоток эти остатки. Деревня может предложить ему лишь нечто более или менее похожее на тот образец, который он ей покажет. Если несколько пролитых им капелек помогли деревне понять, что он нуждается в воде, то, может, когда он сейчас покажет ей эти крохи, то это явится ключом для создания ею имеющей такую химическую природу пищи, которую он окажется в состоянии есть.
Дженнер подождал, потом вошел во второе стойло и активировал его. Примерно с пинту густой, похожей на крем субстанции вытекло на дно лотка. Малое количество, похоже, свидетельствовало о том, что, возможно, там содержится вода.
Дженнер попробовал. Еда имела резкий запах, отдававший плесенью и чем-то затхлым, к тому же оказалась сухой, как мука… но его желудок принял ее.
Дженнер ел медленно, ясно сознавая, что сейчас находится целиком во власти деревни. Откуда ему знать, нет ли в еде какого-нибудь ингредиента, замедляющего его действия.
Когда Дженнер закончил есть, он прошел к пищевому лотку в другом здании. Он не стал есть еду, появившуюся на лотке, но активировал другой лоток. В этот раз он слизнул несколько капелек воды.
Потом он решительно направился к зданию с башней. В этот раз он начал подниматься по пандусу, который вел на верхний этаж. Он остановился только на несколько секунд в комнате наверху и тут, когда увидел сгруппированные по трое уже такие знакомые ему возвышения, понял, что, похоже, это тоже спальни.
Его заинтересовала винтовая лестница, ведущая наверх — сперва в меньшую по размерам комнатку, устроенную непонятно для чего; потом она достигала верха башни, примерно в семидесяти футах над поверхностью земли. Достаточно высоко, чтобы заглянуть за холмы, окружавшие деревню. Ему и в первый раз хотелось сделать это, но он был тогда слишком слаб, чтобы продолжить подъем. А сейчас же он смотрел вдаль до самого горизонта. И почти сразу же надежда, которая привела его сюда, померкла.
Картина, представшая перед
Дженнер всматривался в даль с растущим чувством отчаянья. Если где-то и есть марсианское море, то до него ему не добраться.
Неожиданно он в гневе на свою, теперь уже неумолимую, судьбу сжал руки. Что хуже всего — его ждало разочарование там, где он надеялся найти убежище для себя, — в гористой местности. Моря и горы — основные два источника воды. Конечно, он должен был знать, что на Марсе есть всего несколько гор. Ему бы просто невероятно повезло, если бы он действительно добрался до горной гряды.
Его ярость утихла, потому что у него уже не осталось сил для каких-либо эмоций. Оцепенело он начал спускаться по лестнице.
Его неясный план помочь деревне теперь был так быстро и бесповоротно похоронен.
…Дни летели один за другим, но сколько точно времени прошло, он не имел ни малейшего представления. Всякий раз, когда он отправлялся есть, ему доставалось все меньше воды. И он постоянно говорил себе, что это будет последний его прием пищи: ему казалось бессмысленным верить в то, что деревня уничтожит себя, когда его судьба так ясно представлялась ему.
И что было хуже всего, еда его оказалась недоброкачественной, что он вскоре понял со всей ясностью. Он подсунул деревне несвежие, а может, и вовсе гнилые образцы пищи, и теперь только продлевал свою агонию мучительного существования. Часто после еды у Дженнера кружилась голова. Еще чаще голова раскалывалась, а тело сотрясалось в лихорадке.
Деревня делала все, что могла. Все остальное зависело только от него, и он не мог даже приспособить свой организм к этому подобию земной пищи.
Два дня Дженнер чувствовал себя так скверно, что не мог даже подползти к стойлу. Один час за другим он лежал на полу. На вторую ночь боль в теле стала такой сильной, что он наконец решился.
«Если я смогу взобраться на возвышение, — сказал он себе, — то одна только жара прикончит меня; и, поглотив мое тело, деревня получит немного потерянной ею воды».
Он не меньше часа с огромным трудом полз по пандусу к ближайшему возвышению, и когда он наконец оказался там, то замер неподвижно, словно мертвец. Его последней мыслью было: «Милые друзья, я иду!»
Галлюцинация была столь совершенной, что на мгновение ему показалось, что он оказался снова в контрольной рубке на корабле, и вокруг него — его прежние товарищи.
Со вздохом облегчения Дженнер снова погрузился в лишенное сновидений забвение.
Его разбудили звуки скрипки. Печальная и нежная мелодия рассказывала о подъеме и упадке давно исчезнувшей расы.
Дженнер некоторое время слушал ее, а потом во внезапном откровении понял истину: эта мелодия пришла на смену свисту. Деревня приспособила свою музыку к его слуху!
И тут проявился еще один феномен, связанный с его органами чувств. Возвышение теперь не обжигало жаром, а было уютным и теплым. Ему показалось, что он находится в замечательной физической форме.