Луны морозные узоры. Часть 2

Кириллова Наталья Юрьевна

И только сны, загадочные, неверные, порой тревожат меня.

Я знаю, что иногда вижу во снах будущее, хотя и не готова ещё говорить об этом во всеуслышание. Я не всегда понимаю, что именно вижу, как оно сбудется и сбудется ли, но давний сон о Герарде и Изабелле подтверждается временем. У наследников престола Афаллии нет детей даже по истечению трёх лет и до Верейи доходят слухи о слишком вызывающем, скандальном почти поведении Изабеллы. Говорят, молодая жена Александра ведёт себя недостойно, не лучше иной уличной девки, позорит своего супруга, в то время как всем известно, что королева — и принцесса не меньше — должна быть вне подозрений, должна быть всецело предана своему венценосному мужу, и никому другому. Она не обязана его любить,

но должна выказывать ему уважение, служить ему опорой, быть его защитницей и помнить о своём долге перед мужем, семьёй и страной. Ей должно как быть примером для женщин своего королевства, так и представлять его перед другими государствами, не забывать о том, что по ней будут судить о её стране. И мне грустно, когда я слышу сплетни о похождениях Изабеллы, о развлечениях молодых афаллийских придворных, мне жаль Афаллию и жаль Александра. Я не жалею о бегстве, не жалею о своей нынешней жизни, я слишком люблю Мартена и нашего сына, чтобы представить мой мир без них, и понимаю, что там, в Афаллии, для меня не было места, но не могу не печалиться, видя, куда пришли те, кого я знала когда-то. Я счастлива, получив то, о чём не смела мечтать, о чём боялась говорить вслух, на что не надеялась, помня о своём долге, а они, будущие правители страны, те, чьи имена должны войти в историю, оказались несчастны, оставшись с тем, что они так долго, страстно желали.

Я беру подушку Мартена, обнимаю её и прижимаю к себе, словно малое дитя любимую игрушку. Ещё два-три дня, и муж вернётся, и я смогу обнять его, а не подушку, вдохнуть терпкий аромат моря, который будто въедается в кожу Мартена, посетовать, что за время поездки он опять зарос, словно вечный странник, поцеловать, ощущая, как его руки скользят уверенно по моему телу. Я закрываю глаза и вскоре засыпаю.

Мой следующий сон не предсказание, не туманные очерки будущего, а лишь игры моего беспокойного разума и тоскующего по любимому сердца. Он снится мне иногда, особенно в отсутствие Мартена, и после я пробуждаюсь в неясной тревоге, на смятых чрезмерно простынях.

Во сне этом меня обнимают сильные мужские руки, я чувствую, как мужское обнажённое тело прижимается ко мне со спины, как ладони обхватывают мою талию и сразу поднимаются выше, касаются легко кожи, ласкают грудь. Я откидываю голову назад, на мужское плечо, ощущаю цепочку горячих поцелуев на своей шее. Тихий стон срывается с моих губ и одна мужская рука опускается вниз по телу, заставляет меня чуть выгнуться, замереть в предвкушении. Я не вижу лица мужчины, что обнимает меня, но хорошо вижу его руки и знаю, что это — не руки Мартена.

Чувствую, что это не его губы.

Понимаю, что во сне отдаюсь другому мужчине, и ничего не могу с этим поделать. Во сне я не думаю о сопротивлении или об измене Мартену, меня не пугает незнакомец за моей спиной, я растворяюсь в наслаждении, которое он дарит мне.

И это всего лишь сон.

Только сон, а от такого сна не может быть большого вреда.

* * *

На этой неделе Кора опять гостила у нас, и её присутствие помогало мне скрашивать дни в ожидании возвращения Мартена. Как и всякая дочь моря, Кора весёлая, неунывающая и прямодушная, она говорит то, что думает, и пускай слова её не всегда бывают приятными, я знала, что зла русалка не держала и не пыталась обидеть собеседника намеренно.

Каждый день, пока солнце не встало в зените, раскаляя воздух вокруг, мы сидели в плетёных креслах в саду, среди кустов цветущего жасмина, пили душистый чай со сладостями, напоминающими мне о далёком Шиане, беседовали и наблюдали за Андресом, возившемся на небольшой лужайке перед нами. Он совсем ещё малыш, наш сынишка, но спокоен, вдумчив и порой так трогательно, умилительно серьёзен, что я с трудом сдерживалась, чтобы не улыбнуться, не отвлечь его и не обнять. У него синие глаза Мартена и его вторая ипостась, мои непослушные чёрные волосы и моя любовь к созерцанию и сказкам. Мне

казалось, я могла бы бесконечно смотреть на Андреса, следить, как он растёт и познаёт мир, видя в сыне то удивительное, прекрасное чудо, что создают двое, видя в малыше наше с Мартеном продолжение.

— Вы с Джеймсом вчера ведь беседовали и после моего ухода? — спросила вдруг Кора.

— Разумеется, — кивнула я рассеянно.

Джеймс всегда рядом, верный, надёжный, решительный. Он не только деловой партнёр Мартена, он друг семьи, он поддерживает меня во время отъездов моего мужа, навещает каждый день. Я давно перестала опасаться его, со мной Джеймс неизменно вежлив и сдержан, как и подобает хорошо воспитанному, уважающему себя и женщин мужчине в общении с дамой и леди благородного рождения. Мартен был прав — в этом мире порой всё не так однозначно, как может показаться на первый взгляд, и не мне осуждать выбор других людей, не мне взвешивать и решать, правильно ли они поступают. Я понимаю, что без этого делового партнёрства пирата и бывшего афаллийского придворного мы не выжили бы, более того, с течением времени я догадалась, что для Мартена это не впервой, что он и до нашей встречи промышлял контрабандой и уже давно знаком с Джеймсом. И Джеймс старше, опытнее, хладнокровнее и, несмотря на весь свой авантюризм, на свою страсть к странствиям, только он может удержать Мартена от слишком уж необдуманного риска, от чересчур сомнительный предприятий. Порой, когда Мартен возвращается, а Джеймс уходит в новой плавание, исчезая иногда на несколько недель, я начинаю скучать по нему, по теплу его улыбки, по его историям.

Обычно Джеймс наносит визит вечером, мы ужинаем, чаще всего вдвоем или втроем, если Кора гостит у нас, — я не устраиваю ни приемов, ни званых ужинов в отсутствие супруга, если и случается кого-то пригласить, то лишь самых близких, — а после перебираемся в гостиную, где беседуем обо всем на свете. Вчера русалка ушла к себе пораньше, и мы с Джеймсом засиделись допоздна, позабыв о времени.

— Он рассказал тебе? Он обещал, что скажет.

— О чем?

— Джеймс собирается жениться.

Я перевела взгляд с сына на сидящую напротив меня Кору, пытаясь осмыслить услышанное, убедиться, что правильно поняла собеседницу.

— Жениться?

— Да, хоть меня это и удивило несказанно, — русалка провела пальцем по боку чашки тонкого фарфора, повторяя узор из переплетающихся золотых ветвей. — Я всегда полагала, что он все же сделает предложение… — Кора подняла на меня глаза и запнулась. — Впрочем, это уже неважно.

— Что неважно?

— Ничего.

— Кора! — как может быть неважным то, что касается Джеймса? Как я могу не знать о нем столь серьезной вещи?

Мы столько времени проводим вместе, столько разговариваем, но он никогда не говорил, не делал ни единого намека, что намерен жениться, пусть бы не сейчас, но в некой отдаленной перспективе. И Мартен тоже ни словом о том не упоминал. Конечно же, Джеймс зрелый, привлекательный мужчина, он интересен женщинам, даже когда им неизвестно, чем он занимается, а слово «пират» же и впрямь оказывает на многих из них словно волшебное воздействие, сродни способности демонов-инкубов привораживать девушек. У Джеймса обычные мужские потребности и он, само собой, не ведет жизнь жреца, давшего обет безбрачия, однако я и представить не могла, что он решит сочетаться узами священного брака, создать семью, завести детей.

— Ради моря, Лайали, если Джеймс не сделал того, что многие из нас ждали, значит, у него были на то свои причины, — возразила русалка терпеливо. — И не мне рассказывать тебе то, о чем, может статься, Джеймс предпочел бы и вовсе не упоминать.

Глубокий вдох. Выдох. Я должна успокоиться и не вести себя хуже вздорной рыночной торговки. Должна отринуть эгоизм и обиду неясную, горькую, будто полынная настойка.

— И кто она? — спросила я, надеясь искренне, что голос мой не сорвется, что возмущение не проявится в нем звенящими нотками.