Lurk
Шрифт:
Ей?
Нет-нет! Кому-то другому! Кому-то… о ком она никак не может вспомнить, но с которым знакома очень-очень давно. Лидия осматривается — глаза не просто слезятся, из них текут самые настоящие слезы, и рыдания бы наверняка сотрясли бы, но размеренное и словно выверенное кем-то дыхание не позволяет сделать лишний вдох, и Мартин впадает в состояние анемии и кататонии. А затем ее сокрушает… паника. Девушка открывает рот в попытке закричать, ведь крик — это ее визитная карточка, это то, что ее всегда если не спасало, то
Она делает вдох, какой только может, а затем выдыхает… и с губ срывается сдавленный хрип, а следом за ним будто открывается второе дыхание — и в легких становится больше места, и Лидия может вдохнуть глубже, а затем — закричать.
И в эту секунду контроль над телом возвращается — Лидия подается вперед, издает свой оглушительный крик-призыв-о-помощи, и перед ее глазами вся эта вращающая реальность тут же разбивается, и девушка возвращается в ту реальность, из которой ее кто-то нагло украл.
Она оглядывает каждого — Скотта, Эллисон, Айзека, Эйдана… Стайлза — в прямом и обратном порядке. И ей до невыносимости хочется дышать и дышать, словно она все это время была в комнате, где было слишком мало воздуха.
— Лидия? — Эллисон разбивает тишину своим надежным и чуть успокаивающим голосом. Лидия сглатывает, переключает свое внимание на Арджент, потом находит в себе остатки сил вымолвить шепотом-полустоном:
— Я не помню, что произошло.
Слова впиваются осколками в горло. На секунду тело пронзают фантомные чужие ощущения — боль в позвоночнике и недостаток кислорода в легких.
— Ты будто в транс впала, — тихо ответила Эллисон. — Смотрела в одну точку, а мы не могли тебя растормошить. Это длилось буквально секунды, а потом ты… — Арджент оглядела всех присутствующих и продолжила: — а потом ты сказала что-то о вращающихся коридорах…
Лидия метнула взгляд в сторону Стилински, сама не зная почему. Она не очень четко помнила то, что видела, но только сейчас она осознавала, что каким-то образом проникла в сознание… Стайлза и увидела либо его грезы, либо его воспоминания. Мартин понятия не имела, как у нее это вышло. Она ведь вестник смерти — она не медиум, и чужой разум для нее недоступен.
Но разум Стайлза — не чужой.
И она может проникать в его голову.
Черт.
— Мне надо на воздух, — прошептала она, а затем резко подорвалась и направилась к выходу. За ней подорвались Эллисон и Скотт, но Мартин покачала головой, на секунду задержав взор лишь на Стилински.
С ним что-то не так.
И с ней что-то не так.
И с этой, мать ее, Кирой тоже что-то не так.
Девушка почти бегом направилась к дверям. Стилински провожал ее взглядом, пока та не скрылась из виду. Все бы ничего — Лидия всегда вытворяет что-нибудь этакое, когда открывает в себе новые возможности, но в этот раз она влезла в его голову, и это… паршиво.
— Поговори с ней, — с нажимом требует Арджент, и Стилински, даже не отрывая
2.
На улице свежо ровно настолько, что этого достаточно, чтобы не задыхаться. Лидия прижалась к стене, стараясь то ли слиться с ней, то ли просто остаться незамеченной. Но Стайлз-то всегда ее замечал. Он выбежал на улицу парой секунд спустя. Огляделся и, обернувшись назад, заметил ее.
Не столько напуганная, сколько ошарашенная.
Не столько растерянная, сколько изумленная.
Не столько желанная, сколько…
— Ты как? — спрашивает он, обрывая свои — их? — мысли и подходя к ней намеренно близко. Лидия смотрит на него, они стоят на расстоянии вытянутой руки, но будто находятся в разных вселенных.
— Ты в опасности, — оглашает шепотом свои слова как приговор. Лидии казалось, что она кричит, но ее крика никто не слышал. Лидия знает, что со Стайлзом что-то случится, но она в этом точно не уверена. Словно она одновременно находится в двух мирах — в мире, где все закончится хорошо и в мире, где все закончится плохо.
— Лидия, — он выдыхает-улыбается, затем подходит ближе и осторожно касается ее плеч, — я уверен, что той временной петле есть объяснение. Со мной все в порядке.
— Нет, — снова шепчет она, чувствуя, как из глубин ее души поднимается… скорбь. Она испытывала такое и раньше — когда знала, кому вещевать смерть, кому предрекать ее. — Твои отметины… они стали еще ярче.
Стайлз по инерции касается шеи, но прежней боли не чувствует, хотя утром видел в душевой, что эти странные линии — как опухшие вены — стали еще краснее, чем были раньше.
— Хорошо. Я сегодня… схожу к Дитону, ладно? Расскажу про временную яму, про эти полосы, про…
— Коридоры, — сходит до шепота Мартин, вглядываясь в Сталйза так отчаянно и заботливо, словно он — единственное, что у нее есть. Единственное, что ей необходимо.
Эти иллюзии способны довести до сумасшествия. Стилински отмахивается от них как от назойливых мух и возвращается к насущным проблемам — к плохому предчувствию Лидии Мартин. Он встряхивает ее за плечи, затем приближает ее к себе еще и вкрадчиво, чуть ли тоже не шепотом, заверяет:
— Все наладится, я обещаю. Давай я провожу тебя?
Он чувствует ее в своих почти объятиях и понимает, что ему медленно, но верно сносит крышу. Ему до хлесткого хочется добиться ее — абсолютно нормальное подростковое желание влюбленного в красивую девушку парня. И одновременно с этим ему хочется чего-то еще, чему он боится дать названия, потому что знает, что такое желание — это ненормально. А еще он думает о том, что это с ним происходит после встреч с Кирой, и что Кира не совсем уж простая (в Бейкон Хиллс у каждого свои секреты), и что ему стоит задать себе и этой незнакомке вопросы и получить на них ответы.