Lurk
Шрифт:
Но он настолько сильно запечатлен в ее сердце, в каждой ее мысли, что это кажется абсурдными. Лидия резко выпрямляется, быстро поднимается и направляется к парню. Она хватает его за плечо, заставляя его обернуться. Теперь кофе проливается на его пальцы. А ее пальцы застывают на его плечах, потому что воспоминания воспламеняются как кофе.
Им
действительно
было
хорошо.
Так хорошо, что не думать об этом не получается, черт подери.
Стилински переводит взгляд с ее пальцев на ее лицо. Лидия стушевывается, а потом одергивает руку, но не опускает ее. Она встречается взглядом со Стайлзом, делает шаг
— Она пришла в себя, — в их реальности внезапно, но вполне предсказуемо материализуется Мелисса. Лидия опускает руку, делает вдох и прогоняет наваждение. Она даже не вслушивается в слова Мелиссы, полностью погружаясь в размышления о том, о чем она собиралась его спросить.
Интересно, это тот самый момент, когда третий барьер сдвигается к первому? И вообще, какой придурок придумал делить сознание на три слоя, еще и таким абсурдным путем? Мартин собирается задать этот вопрос, но когда выходит из транса, то видит спины удаляющихся Стилински и Мелиссы. Она скорее по инерции, чем по собственной инициативе идет вслед за ними.
У нее кружится голова, у нее сердце то в пляс бросается, то замирает, а сознание то застывает, то начинает старательно генерировать мысли и догадки. Существование Лидии напоминает скачкообразную линию, приближенную к синусоиде, но не такую плавную.
Лидия, опять же по инерции, останавливается у палаты, а потом видит, как Стайлз припадает к рукам своей девушки, и как та пытается осмыслить происходящее. Это ведь неправильно, думает Лидия, потому что даже ее отец еще ничего не знает. Это какой-то дибилизм.
Мартин разворачивается и направляется к выходу, не вслушиваясь в слова Мелиссы, брошенные ей в след. Выходя на улицу, она включает плеер и ставит громкость на такую отметку, что барабанные перепонки неприятно саднит. Болевые ощущения заставляют отвлечься. Лидия идет домой пешком, не замечая ни пасмурную погоду, ни обожженные пальцы в кофе, ни собственную подавленность. Ей хочется бежать вперед и вперед, пока ноги не устанут до такой степени, что захочется рухнуть навзничь и больше не подниматься. Лидии не просто плохо.
Ей хреново.
Так хреново, что хочется пойти в бар и напиться, слушать при этом полупьяный джаз и чьи-то душераздирающие дешевые истории. Ей хочется гнать вперед и в то же время хочется остаться в статике — закрыться дома или в баре и замереть. Ей хочется забыть услышанное и получить еще больше ответов.
Ей хочется вычеркнуть Стилински из своей жизни и вернуть его прежнего.
Ей хочется вернуть его прежнего и узнать нового.
Девушка останавливается, вновь зарывается руками в волосы и закрывает глаза. Прямо посреди дороги. Люди толкаются, грубят и оглядываются — Мартин их не замечает. Мартин делает глубокий вдох и пытается понять, что с ней, черт возьми, происходит.
Не понимает. Она стоит посреди улицы с шумящими наушниками и не может понять, почему ей кажется, что она упускает что-то важное и как же блин избавиться от этого щемящего чувства.
========== Глава 15. Хороший мальчик Стайлз. ==========
1.
Стайлз затягивается дымом настолько сильно, что у него начинает кружиться голова. Он выпускает дым через несколько секунд с полузакрытыми глазами, почему-то думая о хамелеонах и прожекторах в клубах. В наушник ревет что-то среднее между даб степом и трэпом, хотя Стайлзу кажется, что это одно и то же. И вообще, ему
Музыка все еще звучит в его голове, а дым все еще окутывает его облаком подобно туману. Грозовое небо над головой лишь усиливает восприятие. Стилински нравятся пасмурность, сигареты и электронная музыка. Он ухмыляется, когда видит практически мчащегося ему навстречу тренера. А еще Стайлз чувствует внимание, пригвожденное к нему.
Внимание всей команды.
— Стилински! — он ударяет с размаху своей лапищей, и сигарета падает к ногам. Стайлз даже не знает, что его изумляет больше — то, с каким остервенением Финсток топчет сигарету ногой или то, что его фамилию в кои-то веке правильно произнесли. — Какого черта ты подрываешь дыхалку?!
Стайлз чувствует приклеенное к нему внимание. На него смотрят все не потому, что он в очередной раз огребает от тренера, а потому, что он курит на футбольном поле, черт возьми. Стайлз Стилински, всегда такой примитивный и до ужаса предсказуемый, курит и таращится на Финстока с таким выражением лица, будто ему плевать на свое место в команде по лакроссу.
— Ты снова хочешь в запас?! — Финсток пытается давить на больное, но Стайлз, даже представляя, что он реально может слиться в запас, не испытывает ровным счетом ничего, кроме цинизма. Он чуть ли не кожей ощущает беспокойство МакКолла и бешенство Финстока. Его искренне изумляет то, с какой легкостью люди растрачивают свои эмоции на пустяки. С эмоциями ведь стоит быть осторожнее.
Кто-то ими питается.
Стилински с сигареты поднимает тяжелый из-подо лба взгляд на тренера.
— А ну марш на поле! — орет Финсток. Стайлз с иронией думает о том, что он своим криком мог бы посоперничать с банши, а потом спокойно идет на поле. Тренер в спину сыплет угрозами и обещаниями слить в запас, если игра будет проиграна. Он приказывает Стилински встать в ворота, а остальным по очереди отточить умение забивать голы.
Скотт внимательно глядит на друга, нутром начиная чувствовать то, что Стайлз либо слишком апатичен, либо испытывает эмоции, чуждые человеку.
От осознания этого факта становится как-то не по себе.
— МакКолл! — материализуется рядом Финсток. — А ну марш в колонну!
Финстоку плевать, нападающий ты, защитник или полузащитник — забить мяч в вороты должен уметь каждый, и такое вот дрючиво начинает практически каждую тренировку. Стайлз смотрит на игроков, в каждом из них плещутся самоуверенность и надменность. Стилински все еще слышит музыку в голове, дым в легких насыщает и стимулирует подобно спидам или другим подобным лекарствам. Он берет стик и со всей силы сжимает его в руках.