Львица

Гарвуд Джулия

– Но Джеймс не был Ланселотом. Мой брат брал то, что хотел и когда хотел, не думая о последствиях. Он так и не повзрослел.

Кристина решила не обращать внимания на резкость его тона.

– Очевидно, твоя мама не давала ему вырасти.

– Кстати, о моей матери, – начал Лайон со вздохом. – Ты намерена держать ее здесь?

– Да.

– Черт! И как долго?

– Перестань хмуриться. Она будет жить с нами, пока сама не захочет уехать. Но прежде, конечно, нужно сделать так, чтобы она захотела здесь жить. У меня есть план, Лайон. Вместе

мы поможем ей вернуться к семье. Твоя мама считает себя виновной в смерти Джеймса.

– Почему ты так думаешь?

– Она все время держала его возле себя, – ответила Кристина. – Диана говорит, что ваша мать оберегала вас обоих от жестокого нрава отца.

– Да откуда Диане знать это? Она ведь была совсем малышкой, когда умер отец.

– Тетя Харриет рассказала ей, – объяснила Кристина. – Я расспросила и твою сестру, и твою тетю, Лайон. Я хотела знать все о твоей маме, чтобы помочь ей.

– И сколько это займет времени? У меня не хватит терпения выслушивать за столом ее рассказы о Джеймсе.

– А мы и не позволим ей говорить о Джеймсе, – сказала Кристина. – Твоя мама очень упрямая. – Она поцеловала Лайона в подбородок и добавила:

– Но я гораздо упрямее. Я могу рассчитывать на твою полную поддержку в этом деле?

– А ты отправишься с ней в лесную чащу, чтобы найти ей спокойное место для смерти? – Лайон хмыкнул, представив, как Кристина тащит мать в лес. – Диана беспокоится, что ты действительно сделаешь это.

Кристина раздраженно вздохнула:

– Твоя сестра такая наивная! Я всего лишь блефовала. Хочешь, я объясню свой план?

– Нет.

– Почему?

– Пусть это будет для меня сюрпризом. Я хотел спросить тебя еще кое о чем.

– Меня это не удивляет. У тебя столько вопросов! – недовольно сказала она.

– Ты знаешь, что иногда переходишь на французский? Особенно когда расстроена. Твоя семья говорила по-французски?

Две ямочки появились у Кристины на щеках, и Лайон подумал, что она похожа на ангела. Правда, вела она себя совсем не по-ангельски, потому что ее рука внезапно начала позволять себе вольности.

Лайон застонал и отвел ее руку.

– Сначала ответь мне, – велел он внезапно севшим голосом.

Прежде чем подчиниться, она постаралась, чтобы он заметил ее разочарование.

– Отец захватил в плен мистера Девенрю, чтобы тот научил меня языку белых людей. Если бы маме было позволено поговорить с ним, она бы объяснила, что я вернусь в Англию. Но отец считал, что это не имеет значения. Он не понимал, что у белых есть разные языки. Девенрю рассказал мне позже, когда мы уже подружились, что он очень боялся отца. Я помню, как меня это позабавило. Знаю, что с моей стороны это было нехорошо, но мне тогда едва исполнилось десять или одиннадцать лет, так что можно простить мое легкомыслие. Да и Девенрю был очень молод. Он научил меня языку белых… его белых.

Смех Лайона прервал ее рассказ. Она подождала, пока он успокоится.

– Два долгих года я мучилась с этим языком. День за днем. Маме никогда

не разрешали приближаться к Девенрю. Он был красив для белого человека. И вообще никому не разрешалось подходить к нему. Его задачей было учить меня, и только. Никаких дружеских отношений не допускалось.

– Значит, вы занимались вдвоем? – вкрадчиво спросил Лайон.

– Конечно, нет. Мне тоже не разрешалось оставаться с ним наедине. Со мной всегда были по меньшей мере две старые женщины. Но все же со временем Девенрю мне очень понравился, и я убедила отца быть с ним хоть чуточку дружелюбнее.

– А когда Девенрю понял, что он учит тебя не тому языку? И как он общался с твоим отцом?

– Девенрю говорил на нашем языке. Когда моей матери наконец разрешили появиться в вигваме Девенрю и она услышала, как я отвечаю уроки, она тут же поняла, что это не тот язык, которому ее учили в детстве.

– И было много шума? – спросил Лайон, снова стараясь не рассмеяться.

– О да! Мама улучила момент, когда отец был один, и высказала ему свое неудовольствие. Если бы отец не был таким упрямым и разрешил ей поговорить с миссионером, то два года не были бы потрачены впустую. Отец так разозлился, что хотел убить Девенрю, но мама ему не позволила.

Лайон рассмеялся.

– А почему твоя мама не научила тебя сама?

– Ее английский был не очень хорош. Она решила, что Девенрю знает его лучше.

– Поэтому ты предпочитаешь говорить по-французски?

– Временами это легче.

– Скажи мне на языке своей семьи, что любишь меня.

– Я люблю тебя.

– Это английский.

– Теперь это язык моей семьи, – сказала Кристина, а потом повторила слова любви на языке индейцев племени дакота, и этот язык показался Лайону очень мелодичным. – А сейчас я покажу тебе, как сильно люблю тебя, – прошептала Кристина, и ее руки скользнули вниз по его груди.

– Нет, сначала я тебе покажу, – сказал Лайон и подтвердил свое намерение действиями.

Прошло много времени, прежде чем супруги заснули в объятиях друг друга, утомленные, но вполне удовлетворенные.

Лайон проснулся ночью и сразу протянул руки к жене. Почувствовав, что ее нет рядом, он перевернулся на бок и посмотрел на пол.

Но Кристины не было и на полу, и сон немедленно улетучился. Он уже собрался встать и отправиться на поиски жены, когда заметил, что на тумбочке у постели горят свечи. Он точно помнил, что погасил все три свечи.

Он ничего не понимал до тех пор, пока не увидел тетрадь в черном переплете в центре столика.

Кожаный переплет потрескался от времени. Когда Лайон взял тетрадь и открыл ее, он почувствовал запах тлена. Страницы были очень хрупкими, и Лайон с исключительной осторожностью стал переворачивать первые листы дара, который преподнесла ему Кристина.

Он не знал, сколько времени просидел, склонившись над дневником Джессики. Прошел час, а может, и два. Когда он закончил читать повествование об ужасе, выпавшем на ее долю, у него дрожали руки.