Львица
Шрифт:
Энджел внимательно посмотрела на Эмму, и в ее душу закралось сомнение. Слишком уж часто на лице этой женщины появлялось серьезное выражение. Она не была похожа на человека, который любит смеяться. И она всегда казалась страшно занятой, даже когда ничего особенного не делала. У нее, возможно, слишком много забот и без Энджел. Еще одна невеселая мысль пришла в голову девочки. А что, если Эмма не любит детей? И ей не нравится она, Энджел? Ведь далеко не все люди похожи на сестер милосердия, которые готовы принять кого угодно и когда угодно.
Стараясь не потревожить Мойо, Энджел
— Если ты, перед тем как заснуть, будешь смотреть на кого-то, — говорил он, — то ты возьмешь его лицо в свой сон и будешь хранить внутри себя. А когда этот человек проснется, то он первым делом подумает о тебе и захочет с тобой подружиться.
Зари говорил это с такой же уверенностью, с какой он умел рассказать обо всем, что происходило ночью, по следам, оставленным возле хижины. Энджел не сомневалась, что он говорил правду.
Она лежала и смотрела на Эмму, стараясь подметить каждую черточку ее лица и фигуры, прислушиваясь к нежному звуку ее голоса, и впитывала в себя все эти впечатления. И только когда у нее появилась уверенность в том, что она может представить все это в своей голове, Энджел позволила себе медленно закрыть глаза и уснуть.
Глава 14
Эмма стояла возле входа в загон, где жили два осиротевших львенка — Билл и Бэн. Вглядываясь сквозь проволочную сетку, она смотрела на голую землю с редкими затененными участками. С ветки дерева свешивались качели, сделанные из старой автомобильной покрышки. Рядом валялся забытый всеми, видавший виды мяч, сшитый из кусков брезента. Тут же лежала старая пожеванная корзина. Посередине этого пространства, как будто в своих законных владениях, лежали львята. Они еще мирно спали при свете мягкого утреннего солнца, так тесно прижавшись друг к другу, что издалека напоминали одно большое мохнатое животное.
Энджел держала в руках две бутылки с молоком. Она только что искупалась, приняв «душ бушмена», — так называл придуманную им конструкцию Джордж: бак с небольшими дырками в днище, который наполнялся горячей водой и подвешивался к дереву. Ее мокрые волосы, лежавшие на плечах, теперь казались темнее и длиннее. Энджел переоделась в чистую одежду, которую Эмма привезла со станции. На этот раз штаны и туника были не однотонными, а из ткани светло-радужных оттенков. Эмма удивилась тому, как изменился внешний вид Энджел благодаря цветной одежде. Глаза девочки казались более голубыми, а кожа — более светлой. Когда она вышла из душа, держа грязную одежду в руках, Мойо вместе с львятами настороженно посмотрела на нее, словно на секунду усомнилась в том, что это была Энджел.
Энджел протянула одну из бутылок Эмме и сказала:
— Держи бутылку донышком вверх, чтобы они не втягивали ртом воздух.
— Ты это раньше уже делала? — Эмма удивленно вскинула брови.
— У сестер милосердия. Иногда я помогала монахиням кормить младенцев.
Эмма взглянула на девочку. Ей
— Ты готова? — спросила Энджел.
Эмма нервно посмотрела на львят. Она считала, что с этим заданием лучше справится Джордж — в конце концов, у него было больше всего опыта, — но Энджел настояла, чтобы с ней пошла Эмма.
— Я хочу, чтобы ты помогла мне покормить львят, — заявила девочка, глядя ей прямо в глаза.
Эмма тут же согласилась, ибо все ее колебания были сломлены, — настолько ей было приятно ощущать себя избранной.
— Открой, пожалуйста, ворота, — попросила Энджел.
Услышав звук деревянной рамы, цепляющейся о затвердевшую землю, львята подняли свои мохнатые головы и спросонья заморгали черными блестящими глазами. В следующее мгновение сонный клубок распутался и львята с трудом встали. Они были намного мельче детенышей Мойо, каждый размером с крупного кота. Их головы казались слишком тяжелыми для их туловища, а ступни — слишком большими по сравнению с ногами. Их светло-коричневая шкура была покрыта пятнышками более темного цвета.
Львята вприпрыжку помчались к Эмме и Энджел, но, немного не добежав, в нерешительности остановились. Один из них даже чуть-чуть подпрыгнул, испугавшись кисточки собственного хвоста, попавшего в поле его зрения.
Энджел рассмеялась.
— Они еще только учатся жить.
Эмма улыбнулась. Это было очень точное замечание: львята действительно выглядели так, как будто они еще не совсем освоились в собственном теле.
Энджел присела на корточки, протягивая бутылку с молоком. Оба детеныша, едва не спотыкаясь, поспешили ей навстречу.
— Покажи им, что у тебя тоже есть молоко, — сказала девочка Эмме.
Эмма помахала второй бутылкой перед львятами.
— Ну же, идите ко мне, — позвала она их, и вскоре оба детеныша, подбежав к ней, уперлись передними лапами в ее голени.
Эмма немного растерялась, но тут же засунула бутылку в карман, наклонилась и взяла одного из детенышей на руки. Под шкурой, покрытой мягким мехом, ощущалось его маленькое тельце. Эмма села на пенек, устроила львенка на колени и вытащила бутылку из кармана. После минутной возни с соской детеныш начал пить молоко.
— Ну вот и все, — сказала Энджел. — Хорошо.
Она села рядом с Эммой, взяла второго львенка на колени и поднесла бутылку под правильным углом к его рту.
Сначала львята пили молоко с жадностью, едва не захлебываясь, но затем перешли на равномерное причмокивание.