Львиная шкура

Сабатини Рафаэль

Лорд Остермор в сердцах выругался.

– Это ему даром не пройдет! – пообещал он.

– Господь накажет его, я не сомневаюсь, – с уверенностью в голосе отозвалась девушка, но лорд Остермор, никогда особо не полагавшийся на вмешательство свыше, с сомнением взглянул на нее.

– Я лишу этого щенка наследства, – заявил он. – Отныне ноги его не будет в моем доме, и его присутствие не будет оскорблять тебя, напоминая о случившемся. Слава богу, ты вовремя раскусила этого прохвоста! – восторженно добавил он. – Твоей проницательности позавидует любой

адвокат.

– Если бы не мистер Кэрилл… – начала она, но он не дал ей закончить.

– Мистер Кэрилл! – со страхом в голосе воскликнул он. – Господи помилуй, где же он? Неужели… неужели…

В этот момент дверь в комнату распахнулась, и на пороге появился мистер Кэрилл, как всегда безупречно элегантный, чем, на сей раз, был обязан исключительно мастерскому владению иглой Ледюка. Лорд Остермор и Гортензия одновременно повернулись к нему.

– Они нашли что-нибудь? – сдавленным голосом спросил его светлость.

Мистер Кэрилл легкой изящной походкой приблизился к ним.

– Мне кажется, что само мое присутствие здесь лучше всяких слов дает ответ на ваш вопрос, милорд. Добавлю к этому лишь, что мистер Грин скоро уезжает. Он очень удручен своей неудачей, и хотя я искренне сочувствую ему, я, однако, пообещал, что пожалуюсь милорду Картерету.

– Значит, у вас в самом деле нет никакого письма? – искренне изумился его светлость.

Мистер Кэрилл бросил быстрый взгляд через плечо на дверь и заговорщически подмигнул графу.

– Если ваша светлость ожидает каких-то известий, почему вы решили, что их привезу именно я? – осведомился он. – Боюсь, что вы меня с кем-то спутали.

Оставив озадаченного лорда осмысливать его слова, он повернулся к Гортензии и низко поклонился ей.

– Прекрасный пейзаж, мадемуазель, – беззаботным тоном проговорил он, указывая на открывающийся из окна вид. – Я сохраню самые приятные воспоминания о Мэйдстоуне.

– Увы, мне трудно разделять ваш энтузиазм, – сдержанно ответила Гортензия, – Вряд ли я буду вспоминать об этом местечке без чувства жгучего стыда.

– Прошу вас, перестаньте. Стоит ли понапрасну терзаться? Берите пример с меня: я уже успел забыть обо всем, что случилось здесь.

– Как это великодушно с вашей стороны.

– Я – само воплощение великодушия, – без тени смущения сказал он.

Лорд Остермор заговорил было об отъезде, предлагая мистеру Кэриллу отправиться в город всем вместе, в его карете, но странное поведение мистера Кэрилла заставило его светлость замолчать на полуслове. А мистер Кэрилл, подкрался на цыпочках к стене, затем переместился вдоль нее к двери, осторожно, чтобы не закрыть рукой замочной скважины взялся за ручку и резко распахнул дверь. Послышался испуганный вскрик, и в комнату вкатился мистер Грин. Не дожидаясь, пока он поднимется на ноги, мистер Кэрилл вытолкал сыщика пинками вон из комнаты – больше мистера Грина в Мэйдстоуне никогда не видели.

Лорд Остермор, Гортензия и мистер Кэрилл тоже не стали задерживаться здесь. Когда они подъезжали к Кройдону, уже сгущались сумерки,

и его светлость заявил, что чересчур утомлен путешествием, и предложил всем переночевать в гостинице «Колокол».

Пока прислуга готовила ужин, его светлость отправился немного вздремнуть, а мисс Уинтроп решила прогуляться в саду, напоенном благоуханием теплой майской ночи и залитом ослепительно-белым светом восходящей луны. Погрузившись в глубокие раздумья, она отрешенно бродила по мокрым от вечерней росы лужайкам, пока появление мистера Кэрилла, тоже вышедшего подышать свежим воздухом и поразмышлять, не нарушило ее одиночества. Заметив мистера Кэрилла, она окликнула его и, видя его нерешительность, первая заговорила с ним:

– Я от рождения очень любопытна, сэр.

– У меня нет сомнений в исключительности вашей натуры, – отозвался он.

Гортензия на секунду задумалась.

– Вы никогда не бываете серьезным? – нервно усмехнувшись, спросила она.

– А зачем? – ответил он вопросом на вопрос и, предлагая ей развить тему беседы, добавил: – Стоит ли быть серьезным?

– А разве нет?

– Я бы сказал, что в нашей жизни нет ничего заслуживающего серьезного отношения. Я знаю, о чем говорю, дар смеха оказался моим спасением.

– Вы шутите, сэр? Как это возможно?

– Очень просто. Человек моего происхождения, и моего воспитания рискует превратиться в мрачного меланхолика, счесть свое существование невыносимым и положить ему конец. Без преувеличения могу сказать, что только смех спас меня от подобной участи. Выяснилось, что наш мир представляет собой захватывающее зрелище, надо только научиться бесстрастно созерцать его, ведь пока мы наблюдаем за страданиями червя под названием человек, мы забываем о собственных страданиях.

– В ваших слов звучит горечь…

– Что только подтверждает сказанное мною, – пожал он плечами и улыбнулся. – Дело в том, что, пускаясь в объяснения, мы неизбежно становимся серьезными.

Они ненадолго замолчали.

– Я не сомневаюсь, что вы рассматриваете меня всего лишь как еще один любопытный экземпляр этих самых червей, – наконец сказала она.

– Боже упаси! – с неподдельной искренностью воскликнул он, и она рассмеялась.

– Вы искусно льстите, делая для меня исключение.

– Я считаю вас исключительной женщиной с той самой минуты, когда впервые увидел вас.

– Исключительно глупой, вероятнее всего.

– Исключительно красивой и исключительно достойной женщиной, – поправил он ее.

– Весьма неуклюжий комплимент – в нем отсутствует изюминка.

– Я говорю правду, а правда может перестать быть ею, если ее пересластить.

– Именно по этой причине ее лучше уж избегать.

– Да, там где необходимо, – согласился он. – Но в малых дозах она иногда действует как целебный бальзам на истерзанную душу. Но мы отвлеклись. Мне показалось, что вам хотелось о чем-то спросить меня. Не сомневайтесь, вы не ошиблись с выбором источника знаний; смелее черпайте из него, прошу вас.