Львиное сердце. Под стенами Акры
Шрифт:
— Думаю, Всевышний примет принесенную тобой жертву, — тихо промолвила наваррка.
Наклонившись, король коснулся губами ее щеки. Однако она лежала еще долго после того, как он уснул, и по щекам ее сбегали слезы. Беренгария тихо молилась за Ричарда, за себя и за Священный город, который им не суждено увидеть.
Двадцать девятое сентября было назначено днем отплытия супруги Ричарда, его сестры и большей части флота, который король передал под начало Андре. Достигнув Сицилии, женщины продолжат путешествие по суше, избегая зимних штормов. Андре и Лестер поплывут дальше в Марсель, тем же самым маршрутом
— Ирланда у нас не матрос, страдает от морской болезни сильнее из всех, кого я знаю. Полагаюсь на твою заботу о ней, голубка.
— Сделаю что смогу, — заверила Беренгария, вскинув голову так, чтобы видеть лицо мужа.
Она знала, что он не плывет с ними — Ричард пояснил, что ему следует еще уладить серьезные вопросы. Но ей очень не хотелось расставаться с ним. Как и его воины, наваррка чувствовала себя увереннее в обществе короля, да и Джоанна, не секрет, тоже. И до новой встречи пройдут месяцы — месяцы, в которые ей не останется ничего, кроме как переживать за мужа. Уже их отплытие находится в опасной близости к концу сезона навигации, задержаться на неделю-другую с отплытием означает для него еще больший риск.
А бояться стоит не только бурь на море. Как человек, принявший крест и сражавшийся в Святой земле, Ричард находится под покровительством Церкви, но молодая женщина подозревала, что его врагов это не остановит. А их так много... Французский король. Император Священной Римской империи. Герцог Австрийский, до сих пор, по слухам, лелеющий обиду за надругательство над его штандартом в Акре. Брат Конрада Монферратского, которому нашептали, что Ричард повинен в смерти маркиза. Граф Тулузский, старинный недруг, вместе с французами злоумышляющий против Львиного Сердца. И епископ Бове, уже отплывший, будет строить Ричарду козни до последнего своего вздоха. Подобно улитке, оставляющей слизистую дорожку там, где она проползла, Бове будет рассыпать яд, перемещаясь от двора ко двору, и Беренгария сомневалась, что правда сможет когда-либо развеять посеянную им ложь.
— Мне так хочется, чтобы ты плыл с нами, Ричард.
— Я тоже хотел бы, голубка. Но с Андре и Лестером тебе ничего не грозит, а Танкред, уверен, обеспечит вам надежный эскорт до Рима.
Ричард знал, что супруга стесняется прилюдно проявлять чувства, но, когда он поцеловал ее, молодая женщина обняла его с неожиданным пылом. В ней теплилась надежда, что в минувшую ночь Господь услышал наконец ее молитвы и позволил ей зачать. Если она покинет Святую землю непраздной, это будет проявлением милости Божьей, доказательством того, что Всевышний не прогневался на Ричарда за невзятый Иерусалим.
Не только Беренгария и Джоанна беспокоились по поводу того, что король задерживается с отъездом. Мариам тоже переживала, поскольку Генрих и Джоанна попросили
— Отплыви мы вместе, подумай, как тяжело бы мне пришлось, кариад! Быть с тобой рядом и не иметь возможности дотянуться! Я бы напоминал умирающего от жажды человека, прикованного к бочонку сен-пурсенского вина, но не способному отпить ни глоточка!
Мариам оставалась непреклонна. Но они спорили уже давно, и ей не хотелось, чтобы последние их слова были словами размолвки. Морган пожал ее ладонь и повернулся к подошедшей Джоанне.
— Береги моего брата, кузен, — обратилась она к нему с наигранной веселостью.
Он обещал, хотя и понимал, что эта задача ему не по силам. Но валлиец знал, что королева тревожится по причине того, что Ричард остается без Андре — единственного, наверное, человека, способного обуздывать особенно буйные порывы государя.
Лодки ожидали пассажиров, чтобы перевезти их на корабли. Но у Джоанны было личное поручение для Онфруа де Торона. Отведя молодого рыцаря в сторонку, она передала слова Изабеллы, что та слышала о сделанном Ги де Лузиньяном предложении перебраться на Кипр, и желает ему счастья в новой жизни.
— Спасибо, леди Джоанна, — промолвил де Торон, и королева в очередной раз поймала себя на мысли, что перед ней стоит один удивительно красивый мужчина с самой печальной улыбкой, какую ей когда-либо доводилось видеть.
Большинство слов прощаний было уже сказано. Андре и Ричард шутили так, будто им никогда не приходилось переживать опасностей, какие встретили их на Святой земле, и никто из слышащих их болтовню не подумал бы, что Ричарду предстоит вскоре отплыть домой к королевству, которое возможно уже лежит в руинах. Генрих галантно расцеловал дам, Джоанна едва не разрыдалась, потому как сомневалась, что увидится с родичем снова. Ричард стиснул сестру с такой силой, что та испугалась за ребра, потом поцеловал жену и пообещал встретить вместе с ними Рождество или, в худшем случае, Благовещение.
— Раз Филиппу хватило на дорогу домой четырех месяцев, я буду проклят, если не управлюсь за три, — с улыбкой заявил он и погрузил Беренгарию в шлюпку быстрее, чем та успела спросить, серьезно ли супруг рассчитывает на это.
Лодка закачалась на волнах, направляясь к ожидающему кораблю, и лицо Джоанны позеленело. Беренгария подсела ближе и взяла подругу за руку, одновременно не сводя глаз с берега. Небо было безоблачное, устойчивый ветер дул с юго-востока — иерусалимский ветер, определенно добрый знак. Но тут наваррки вздрогнула от ледяного предчувствия — от страха, таким будет ее последнее воспоминание о Ричарде: он стоит на причале Акры рядом с Генрихом, улыбается и машет ей на прощание.
Заглянув в собор Св. Креста, чтобы помолиться св. Михаилу, день которого отмечался, о благополучном плавании отбывшего флота, Ричард и Генрих вернулись во дворец в унылом настроении. Едва они спешились во внутреннем дворе, из дверей большого зала появился Балиан д’Ибелин.
— Генрих, я только что отправил за тобой гонца, — заявил он. — У Изабеллы начались схватки.
Граф охнул и, взбежав по ступенькам, ринулся мимо Балиана в зал. Последовав за ним более размеренным шагом, Ричард остановился рядом с пуленом.