Лягушка Баскервилей
Шрифт:
– Для вас девятьсот девяносто девять, – заулыбался Олег. – Скинул, как лучшим оптовым покупателям, остальным по тысяче отдаю.
– В какой валюте? – задала я ставший традиционным вопрос.
– В евро! – выкрикнул Олег.
– В долларах! – рявкнула Лада.
Воцарилась тишина.
– Ладно, – ожил через минуту продавец, – забирай.
– Неси в машину, – приказала Донская. – Кто у нас платит?
Тёма покорно зашуршал купюрами. Олег свистнул – из-за палатки вышел чумазый парень.
– Оттащи Лягушкас, – приказал
– Не, – затряс нечесаной головой юноша, – боюсь.
– Прекрати идиотничать.
– Он меня сожрет! – чуть ли не со слезами на глазах закричал работник.
– Кретин, – откликнулся продавец растений.
– Страшно!
Мне стало смешно.
– Право, нет нужды опасаться растения, оно не кусается!
– Еще как хватает, – загундосил паренек. – Раз, и руку отчекрыжит!
Я глянула на Ладу, та постучала себя кулаком по лбу и сурово спросила:
– Юра, урод, хочешь на мороженое?
– Да, – с восторгом произнес юноша.
– Тогда бери Лягушкас и шагай вперед и с песней! – рявкнула Донская.
Юра перекрестился, поднял кадку, сделал пару шагов и заорал, словно слон, которому в хобот забралась мышь: «У меня мурашки от моей Наташки…»
Тёма споткнулся, я уронила сумочку, а Лада гавкнула:
– Заткнись!
– На вас не угодишь. Сами приказали «вперед и с песней»! – обиделся Юра.
– Идиот… – начала было Лада и замолкла.
По ее враз вытянувшемуся лицу стало понятно – Донская увидела нечто малоприятное. Не успела я сообразить, что произошло, как Лада с грацией владимирского тяжеловоза ринулась вперед.
Я прищурилась и заметила в двадцати метрах от нас Виталия, плотно упакованного в вызывающе белые брюки. Донской разговаривал с черноволосым мужчиной, а позади прораба, возле пластмассовых вазонов, из которых торчали лохматые пионы, сидела на табуреточке ярко размалеванная девица с сине-черными, свисающими почти до талии патлами.
С трубным воплем: «Сука!» Лада подскочила к цветочнице, вцепилась в ее космы и стала тыкать ничего не понимающую бабенку мордой в бело-розовые «шапочки».
– Сволочь! – бушевала прорабша. – Я видела, как ты на задницу Вити глядела! Голодными глазами! Раздевала чужого мужика! Гадина! Убить тебя мало!
Донской обернулся, резко покраснел и попытался схватить жену, я бросилась на помощь прорабу. Но в Ладе проснулась звериная сила, она легко вывернулась из моих рук и вновь напала на торговку. Но у цветочницы первый испуг прошел, она подняла один из вазонов, опрокинула его на Ладу, затем ловко сбила растерявшуюся Донскую с ног и, сев на поверженного врага верхом, начала тыкать ее носом в лужу, приговаривая:
– Нужен мне твой кобель! У него небось и сифилис, и СПИД, и гонорея, и блошки всякие. Перетрахал тут весь женский контингент без разбора. А я девушка честная, мне с таким неохота связываться…
Красный как рак Витя начал оттаскивать Ладу. Розовые брючки дамы стали
Тёма дернул меня за плечо:
– Поехали.
– Бросить Донских в неприятной ситуации? – растерялась я.
– Ага, – кивнул Тёма, – лучше сделаем вид, будто не видели скандала, а то их потом стыд съест. Тебе бы понравилось общаться со свидетелями своего позора?
Признав правоту Тёмы, я пошла к «Пежо». Лягушкас, который после одиннадцати вечера должен был из непонятного растения трансформироваться в райский цветок, Юра впихнул в джип Тёмы.
– Хорошие вы люди, – чуть не прослезился несчастный олигофрен, получив чаевые, – поэтому предупреждаю: Олег гад, он не сказал небось, что Лягушкас опасный. Он вас всех сожрет! До единого! У Петра Михайловича с Рублевки тещу съел. Правда, потом сгнил. Не переварил!
– Наверное, у Петра Михайловича была ядовитая теща, – на полном серьезе заявил Тёма. – Спасибо тебе, золотко, иди домой. Вот, держи, купишь себе еще мороженое.
Лягушкас мы поставили недалеко от крыльца.
– Умираю спать хочу, – зевнул Тёма. – А ты не ложись, выйди потом и на цветок посмотри. Интересно, он и впрямь хорош?
– Маловероятно, – хмыкнула я. – Из котенка не получится тигр.
– Да? – расстроился Тёма. – Думаешь, зря потратился?
– Но вполне возможно, что Лягушкас шикарно расцветет, – быстро изменила я точку зрения.
– Ой, только не надо меня жалеть! – скривился Тёма.
После ужина я почитала книгу, потом, осторожно озираясь, выползла на балкон и вытащила тщательно спрятанную под железным подоконником пачку сигарет. Противные домашние объявили Ложкино безникотиновой зоной, и мне приходится туго. Если думаете, что активные противники «раковых палочек» Кеша, Зайка и Дегтярев сумели когда-то избавиться от пагубной привычки к табаку, то ошибаетесь – они никогда им не баловались. Мне отчего-то кажется, что, имей Ольга пристрастие к курению, в особняке на каждом шагу стояло бы по десять пепельниц, но Зая не выносит даже намека на запах, как она выражается, «сухого навоза, завернутого в дурацкую бумажку».
Я облокотилась на парапет и стала смотреть вниз. Ой, а что там такое огромное у крыльца? Может, забытая сумка? Причем не дамская, а спортивная! Любопытство стало нестерпимым, я спустилась на первый этаж и спросила:
– Собаки, гулять пойдем?
С громким лаем к моим ногам кинулась одна Жюли. Снап, Банди, Хуч и Черри даже не пошевелились.
– Не желаете размять лапы? – повторила я предложение.
На этот раз отозвался Хуч. Он поднял круглую крупную голову с черными висящими ушами и укоризненно сказал: