Лягушки, принцессы и прочие твари
Шрифт:
Зная, что ни один нормальный мужчина не признается в своей слабости, я целеустремленно потащила его к ближайшему растущему на обочине дереву. Это было не сложно — я повисла у него на локте и падала в нужном направлении. Он меня подхватывал, я честно ковыляла пару шагов, а потом опять падала, заваливаясь куда-то в бок.
— Давайте отдохнем? В теньке? — Наконец предложила я, — Я дальше не смогу.
Эльфис кивнул.
Я устроилась между корней дерева. Вспоминать, как зовут было откровенно лень, так что я просто тупо рассматривала листья с волнистыми краями и молчала. Фанти прислонился к стволу. Он оживал
Я понимала, что еще немножко, и нам обоим крупно не поздоровится. И что Фанти в большой опасности. Со мной-то ничего не будет, а вот его… порвут как агрессора, если чего-нибудь не то сделает.
— Сыграйте чего-нибудь успокаивающее, если вас не затруднит, — попросила я, почему-то снова перейдя на вы.
Наверное, дело было в том, что я просила. Невежливая просьба была чем-то близким к приказу, а в таком состоянии я была совершенно не способна к приказу даже немножко приблизиться.
Эльфис молча расчехлил гитару, пробежался пальцами по струнам. Если стояние в обнимку с деревом его немножко оживило, то общение с гитарой и вовсе привело в норму. Пальцы на струнах больше не дрожали. Я закрыла глаза, а потом резко открыла, уставившись на дорогу. Я ждала и надеялась на хваленую эльфисскую музыку.
Через каких-то полчаса в нос ударил резкий запах псины. Задолго до этого Фанти что-то услышал: краем глаза я заметила, как он нервно пряднул ушами — совсем как лошадь.
Дождалась.
Далька совершенно не понимала, почему Куц с Лером ссорятся. Она же точно знала: Куц хороший человек, честный, Лика ему нравится, очень нравится, и Лер тоже хороший, знакомый до последней прядки волос, родной! Она же их обоих понимала до самого донышка души: по отдельности в них было столько хорошего, столько… Она была ведьмой совсем недолго, но уже понемножку осваивалась. Этим двоим она могла доверять полностью, она это знала точно.
Но стоило Леру с Куцианом встретиться взглядом, от них так и повеяло злобой и ненавистью, застарелым, залежавшимся соперничеством. А еще — ревностью. Ревность у них была разная, совсем, но в этом случае это не имело значения. Все равно это была жуткая смесь, что у одного, что у другого. Дальке захотелось съежиться в комочек и заорать, как порой делала Лика. Но Далька не могла.
Далька твердо знала, что в каких-то вещах она сильнее Лики, и так и должно быть. А еще она принцесса, и ей нельзя явно демонстрировать страх — особенно из-за таких мелочей, как внезапно обострившиеся чувства.
Их надо было развести по углам, поэтому она сначала рявкнула: «стоять», — а уж потом, с чистой совестью сжалась в комочек и заплакала. Вспомнила, что все еще маленькая девочка.
Ей было все сложнее запомнить, что она живет сейчас, а не завтра, и вести себя не так, как она будет вести себя через десять лет или вела бы лет пять назад — ее как будто размазало по времени, и она никак не могла начать вести себя соответствующе.
Лер ее утешал, но все равно от него веяло злобой и раздражением, и это было страшно, страшно и ненормально. Даже когда Далька призналась в том, что она ведьма, Лер так не злился… или она этого тогда просто еще не чувствовала?
Раньше она всегда верила
Куц бы ее не бросил, что бы не говорил до этого, вот, что ей нашептала сила, хотя Далька и не желала ничего проверять. И Далька это тут же озвучила:
— Куц же тоже добрый, Лер, и хороший, так чего вы ссоритесь?
— Добрый, — как-то недобро хмыкнул Лер.
Далька почувствовала его злорадство, и вновь взметнувшееся раздражение Куца.
— И за что он так дедушку? — спросила Далька обиженно и осеклась. Что-то она явно делал неправильно.
Она не знала тех слов, что сказал Куц, но по тональности нетрудно было догадаться, поэтому ей сложно было удержаться и не спросить. От Куца повеяло стыдом, но он смолчал.
— Действительно. — Довольно повторил Лер, обернувшись к Куцу. — За что ты так дедушку, а? Но ты, Даль, не расстраивайся. Джоктийцы они все такие. Вежливые… Добрые.
Далька поняла, что сказала что-то не то. Пока в душе Лера разливалось торжество, в Куце росла злоба и раздражение. И обида. Какая-то детская обида, а еще — боль.
— Куц, прости пожалуйста! — растеряно сказала Далька, — Я не хотела тебя обижать, честно! Да что же это такое, ну что здесь происходит, почему вы злые такие, ну!
И зажала руками уши, не желая слышать ничьих ответов.
— Ничего, — ответил Куц, попытавшись улыбнуться. Вышел какой-то оскал, — Ничего… вообще. Просто Теллер слишком предвзято относится к джоктийцам… наверное, в детстве на ногу наступили.
— Пожалуй, так оно и было. — Хмыкнул Лер, — Пока я землю на дедов курган сыпал, какая-то лицемерная смуглорожая тварь сунулась с соболезнованиями, с тех пор я ваше племя на дух не переношу.
Куциан пожал плечами, но возражать не стал.
И снова повисла в комнате душная тишина, такая, что хоть ножом ее на тоненькие ломтики режь. Становилось душно, и Далька впервые начала понимать, что всегда заставляло Лику колотиться в истерике, стоило ее загнать в угол.
Потому что Дальке, наверное, впервые в жизни тоже стало страшно. До того ее опекали, огораживали, все решали за нее и не осмеливались перечить. А сейчас… Она не видела выхода, совсем не видела. Далька знала, что если она попробует внушить им обоим уважение и желание друг с другом дружить, то они никуда от нее не денутся. Только вот… Только они тогда уже не Куц с Лером будут. А марионетка один и марионетка два. Далька ведала, знала, будто откуда-то свыше подсказали, что один раз вмешавшись в чужие головы, искалечив чьи-то мысли себе на пользу, она вряд ли сможет остановиться.
Раньше за нее решала мама, а мама любила Дальку. Теперь решала Веда. Она тоже любила Дальку — как новую куколку в миленьком платьице. У младшей принцессы был целый шкаф самых разных кукол, она как никто знала, как быстро те надоедают.
Нельзя просто что-то внушить без последствий. Наверняка она что-то в головах поломает. Это не эмоциями играть, это не в пример сложнее… а еще… а вдруг она потом не сможет остановиться?
Знала бы она, что все станет так сложно, когда с Куцем только договаривалась! Но тогда голос молчал: может, Вефиево создание виновато? Одна сотворенная богами тварь ослабляла другую…