Лысый... шиноби?
Шрифт:
— Мама… — дрогнувшим голосом молвил Зецу.
Это была именно она. Кагуя Ооцуцуки — прародительница чакры и богиня-кролик. Вот только…
«Почему она такая маленькая?» — мелькнуло у Зецу.
На вид маме было лет двенадцать-тринадцать, не более. На её теле не было никаких повреждений или травм, но она по-прежнему не приходила в себя. Что очень беспокоило Зецу.
Он подошёл к изголовью кровати, присел и положил руку на её лоб. На месте,
— Что же с тобой произошло, мама?
Будто услышав вопрос Зецу, веки девочки дрогнули. Носик сморщился. Зецу тут же убрал свою руку и, отойдя на несколько шагов назад, уставился на неё. Уставился с надеждой, ожидая чуда.
И чудо не заставило себя долго ждать. Она медленно открыла глаза.
По её мимике пока нельзя было понять, о чём она думает.
Кагуя, прищурившись, уставилась в потолок, затем перевела взгляд на фуин-плиту, от которой лился янтарно-золотой свет вместе с теплом.
— С возвращением, мама, — решил нарушить тишину Зецу и склонился, опустившись на одно колено. — Я долго пытался вернуть тебя. Но не ожидал, что твое воскрешение пройдёт совсем не по плану.
Его силуэт окутывал мрак. Всё же фуин на плите давал света даже меньше, чем ночник.
Кагуя приподнялась и повернула к нему голову.
— Кто ты? И где я? — её голос сейчас был заметно выше, чем Зецу запомнил. И ему даже на мгновение показалось, что это вовсе и не мать, поскольку в нём он не чувствовал той властности, мощи и непоколебимой воли, какую чувствовал когда-то.
Но он отбросил эти нелепые мысли. Это была именно мама. А её теперешний вид был, скорее всего, из-за того, что она не вобрала в себя всех биджу. Очевидно, удар Сайтамы как-то нарушил печать Хагоромо и освободил её.
Зецу уже хотел было объяснить, что он — это её воплощённая воля, а она сейчас находится в созданном им убежище около границы Страны Дождя, как вдруг мать ошарашила его новым вопросом:
— А кто… я?
Зецу так и застыл. Если бы у него был человеческий рот, он бы его открыл в изумлении. «Это какая-то шутка?»
Он поднялся на ноги и приблизился к принцессе Ооцуцуки.
Стоило его силуэту появиться на светлом пятачке, что образовался вокруг фуин-символа, как Кагуя тихо пискнула:
— У-и-и… Не подходи…
Она резко отпрянула, прижавшись к стене, а в её лавандовых глазах застыли слёзы.
— М-ма-ма? — запнувшись, протянул Зецу. — Это…
Кагуя дрожала, прикрывшись
«Чёртов Сайтама! Это ведь твоих рук дело, лысый ублюдок! Вот только как? Как тебе это удалось?» — мысленно кричал он. Его мать была освобождена, но при этом потеряла память и, очевидно, большую часть сил.
От бурлящего негодования из него вырвался тихий рык, который ещё больше напугал Кагую.
Ну, учитывая, что вокруг царил полумрак, а вид Зецу — крайне далек от понятий «милый» и «симпатичный», то такая реакция у маленькой девочки закономерна.
«Ну и что мне теперь делать, мама? Ты меня к такому не готовила!»
***
— У-а-а… апчхи! — после зевка Сайтама внезапно чихнул. Правда, локтём он всё же прикрылся, потому на окружение его чих никак не повлиял. — Наверное, вспоминает кто… незлым тихим, — заключил он.
Чашку с той пересоленной бурдой, которую даже захудалый бомж побоялся бы назвать чаем, он вылил в раковину, посудину вымыл и поставил на столешницу. Он уже хотел было сесть обратно, но…
Анко, наконец, вышла из душа. Обёрнутая лишь в белое банное полотенце. Босиком, оставляя едва заметные влажные следы на полу, она медленным и неуверенным шагом приблизилась к нему, чтобы заглянуть в глаза:
— Ты в порядке?
— Эм… — растерялся Сайтама. Сам он задавал этот вопрос другим людям множество раз. Однако… пожалуй, он давно не слышал подобный вопрос именно в свой адрес. По крайней мере, в последний год никто точно не спрашивал его об этом. Даже Генос. — Ну… да, всё нормуль. А почему я должен быть не в порядке?
Сделав ещё пару шагов к лысому, Анко вдруг крепко обняла его, уткнувшись носом в домашнюю футболку с надписью «OPPAI».
— Я скучала, — едва слышно буркнула она.
— А… ага… — только и смог выдавить он.
Поначалу он не знал, чего делать в такой странной ситуации. Однако с каждым вздохом ему становилось как-то… теплее? Не физически. Это нельзя объяснить словами. Просто на душе становилось приятнее, от того, что Анко прижималась к нему. И нет, дело не в её мягкой и упругой груди и соблазнительном теле. Здесь дело совсем не в её физических параметрах. Она была симпатичной девушкой, спору нет, но…
«Да… я тоже соскучился», — вдруг мелькнуло у него. Но вслух он ничего не сказал. Лишь ответил на объятия: руки неловко обхватили её талию, сильнее прижимая к себе, а подбородок опустился на её макушку.
Сайтама прикрыл глаза и прислушался к себе. То опустошение и одиночество с тёмной меланхолией, которые он ощущал полчаса назад, постепенно испарялись. И всё благодаря Анко.
Это нельзя было назвать любовью. Даже влюблённостью, пожалуй, с его стороны не пахло.