Любава
Шрифт:
– Не спущу! – зло ответила девочка. – Ты, дядька Федот, корову мне прикопай, да и ладно. Я б тебя и не потревожила, коли б мне силы достало самой справиться. А так звиняй за беспокойство. Заплачу я тебе за труды твои, не боися.
– Ты вот что, девка. Ты кончай дурью маяться, да ступай к кому-никому в семью. Не дело ты затеяла, не смогет ребенок один выжить, – отерев пот со лба, строго посмотрел на нее Федот. – Тебя бабы с каких пор кличут? А ты чаво уперлася, словно бычок молодой? Гляди, корову уже сгубила, лошадь сгубишь,
– Дядька Федот, я тебя помочь позвала, а не учить меня. Чай, не в пустыне живу, найдутся добрые люди, не дадут сгинуть. А то, что где-то не знаю да не умею – моя вина. Но то дело наживное, и я научусь. А в примачки ни к кому не пойду, – уперев руки в бока, сердито и прямо взглянула на него Настасья. – А ты, ежели помочь не хочешь, дак ступай, сама справлюсь.
– По дворам помощи просить пойдешь? – язвительно усмехнулся Федот. – А опосля за милостынькой?
– Ну, в постелю к Марфиньке, как ты, не полезу, – огрызнулась Настасья. – Сказано тебе: коли хошь помочь, так помоги, а нет – ступай, без тебя справлюсь!
– Погляжу я, как ты справишься, – сплюнул Федот ей под ноги, развернулся да ушел.
Настасья, поглядев ему во след, закрыла лицо руками и расплакалась.
Проревевшись, Настенька привязала корову за ноги, запрягла лошадь, крепко привязала веревки к хомуту и так оттащила ее в лес насколько смогла, да там и бросила – волки сами разберутся. Лошадь пустила свободно походить, достала из-за пояса топорик да принялась сухостой не сильно толстый срубать. Нарубив дров, обернулась на лошадь. Углядев, что та с огромным удовольствием поедает еловые ветки, она, обрадовавшись, что нашелся корм, нарубила лапника, перевязала сухостой, уложив его на еловые ветви наподобие волокуши, и, довольная, забравшись на лошадь, вернулась домой.
Уяснив, что просить помощи нельзя, ежели взялась сама жить, Настасья больше ни к кому не обращалась. Со всем сама справлялась, как могла, на своих ошибках и училась. До весны дотянула, а там и время пахоты пришло. Подумала Настасья хорошенько, прикинула – три поля пахать да сажать надобно. А кто это делать станет? Да и надобно ли ей оно? Прикинув так и эдак, Настасья пошла к дядьке Павлу, который с отцом ее не раз вместе и в тайгу ходил, и по делам барина с караванами ездил. Пришла, поздоровалась, как положено, о здоровье справилась, о погоде поговорили, отца вспомнили. Тогда и к делу Настенька перешла.
– Дядька Павел, по делу я пришла. У меня три поля отцовские остались. Сама-то я их не подыму, а под пары пускать – их косить надоть, а то я тоже не осилю. А палом землю выжигать опасно. Ну как тайга займется? – Настенька собралась с духом, и продолжила: – Потому и пришла я к тебе. У тебя тока одно поле. Возьми пока моих три, сей, сажай, твое и под пары пустить можно, чтобы землица отдохнула. А мне за то дров привезешь на зиму. Что думаешь?
– Поля, Настена, обрабатывать
Настасья пригорюнилась. Вроде и верно повернул дядька Павел, да тока нутром девочка обман чуяла. Да и как-то не так получается – она и поля отдала, и еще должна осталась. Неверно то. А вот как верно?.. У кого бы спросить?
– Не ладно так, дядька Павел. Ты поля засадишь, лишку продашь, деньгу получишь. Я бы то тож сделала, да мала покамест, потому и даю тебе на время попользоваться, – взвешивая каждое слово, медленно проговорила Настя. – А мне дрова надоть. Потому в обмен на поля ты мне дрова дашь. По чести так быть должно, – и с опаской подняла неуверенный взгляд на мужчину.
Павел улыбнулся и погладил девочку по голове.
– А что так неуверенно свое отстаиваешь, а, Настенька? За свое драться надо. Правильно ты все понимаешь, девочка, а коль сомневаться в том станешь, тебя любой вкруг пальца обведет. Поглядеть мне хотелось, сможешь выжить али пропадешь, – вокруг добрых глаз Павла разбежались морщинки. – Теперь вижу – выживешь. Тока помни, Настасья, всю жизнь помни – за свое бороться до последнего надоть, зубами вцепляться, когтями. Никогда никого не слушай. По твоему быть всегда должно. Тогда и удача к тебе повернется. Так меня отец твой учил, то и сынам своим в головы вкладывал. И прав он. Тысячу раз прав. И ты то крепко, девочка, помни. А дрова я тебе по осени привезу. По подводе за поле. Ладно ли будет? – заглядывая Насте в глаза, спросил Павел.
– Ладно… – задумчиво кивнула девочка.
Глава 6
Подходя к часовенке в праздничном настроении – обряд крещения всегда радостен и праздничен, к тому же детей Илия искренне любил, и здесь ему очень не хватало детских голосов и чистых, лучистых глазенок – священник увидел стоящую на коленях возле входа явно беременную женщину с протянутой рукой. Чуть в стороне, неодобрительно поглядывая на нее, уже собирались прихожане из соседних деревень, пришедшие на заутреню, а вскоре должны были подъехать и с детьми, которых ему предстояло крестить. И новым, незнакомым людям, которые могли стать его прихожанами, и уж тем более детям, видеть подобное непотребство вовсе не стоило.
Нахмурившись, Илия ускорил шаг. Поздоровавшись с прихожанами и благословляя их, он вдруг услышал громкий голос Степановны:
– Зоська! Ах ты ж зараза бессовестная! Ты пошто обратно явилася, а? Не тебе ли сказано было, чтоб ноги твоей тута не было? Да еще и к церкви прилезла! Не совестно тебе? А ну ступай отсель, покуда мужиков не кликнула!
Конец ознакомительного фрагмента.