Люби ближнего, как самого себя
Шрифт:
Ограничения или закон – это не человеческая выдумка, а Богом данная закономерность, заповедь. Если перевести на человеческий уровень – ограничения рано или поздно всё равно настигают. Здоровый организм чувствует насыщение и останавливается. Нездоровый не чувствует и потому рано или поздно разрушается сам или разрушает ту самую среду, которая его питает.
Человек, желающий избавиться от всех заповедей или ограничений – глуп, поскольку не осознает, что, безгранично употребляя окружающую среду, он выжигает те самые ресурсы, которые его питают. Радость от безнаказанности взращивает в нем ещё большую слепоту и ограниченность, поскольку ему ещё больше кажется, что границ не существует, и что он горделиво всемогущ. Пока он не столкнётся с регулирующими силами, которые намного больше и могущественнее его самого. Это происходит с каждым.
Человек разумный принимает ограничения и обучается благодаря им создавать и творить в сотрудничестве с Богом. Самонадеянный горделивый глупец просто расточает самого
Христианин, у которого чувства, как сказано в Писании, "навыком приучены к различению добра и зла", будет повиноваться разуму, между тем как страстный человек, стремящийся к наслаждению, может по словам Аристотеля быть удерживаем лишь страданием, подобно животному, несущему ярмо. Более того, философ говорит, что "разумный человек не может быть невоздержным" 46 .
46
Аристотель. Этика. Книга вторая. § 6.
Подобным образом рассуждает и апостол Павел. Поначалу он говорит так: "по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием; но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих" (Рим.7:22-23). Апостол освобождает от обвинения существо души и плоти человеческой, толкует Иоанн Златоуст 47 , всю же ответственность переносит на порочную деятельность. Т.е. ответственность лежит в воле человека: если человек не хочет зла, то душа свободна, а если он не делает зла, то и тело свободно. Далее Златоуст поясняет, что душа, тело и воля в сущности не одно и то же. Душа и тело – творения Божии, а воля есть движение, рождающееся из нас самих, которое мы направляем, куда хотим. Воля сама в себе есть природная способность, данная от Бога. Но та же воля есть нечто и наше собственное и зависит, как говорит и Аристотель, от нашего разума. "Помышления плотские суть смерть, а помышления духовные – жизнь и мир… А если Христос в вас, то тело мертво для греха, но дух жив для праведности" (Рим.8:6,10). Таким образом апостол Павел подтверждает мысль Аристотеля о невозможности невоздержания для того, чей ум помышляет духовно, благочестиво любя себя. Помышления духовные открывают нам новый закон Духа. "Потому что закон духа жизни во Христе Иисусе освободил меня от закона греха и смерти" (Рим.8:2). Хотя апостол немного ранее закон Моисеев называл духовным (Рим.7:14) 48 , но здесь он говорит уже о законе Духа. Златоуст 49 показывает, что отличие этих законов большое и бесконечное, т.к. один закон дан Духом, а второй даёт Самого Духа Святого. Потому апостол и называет его также законом жизни в противоположность закону греха, а не закону Моисея. Благодать Духа, умертвившая грех, и делает борьбу лёгкой для нас.
47
Свт. Иоанн Златоуст. Толкование на группу стихов: Рим.7:22,23.
48
"Ибо мы знаем, что закон духовен, а я плотян, продан греху" (Рим.7:14).
49
Свт. Иоанн Златоуст. Толкование на группу стихов: Рим:8:2-2.
Когда благодать пережита таким образом, тогда закон перестаёт быть законом, так как человеку не нужно бороться, чтобы сделать то, что требует закон. Но когда благодать теряется, закон приобретает свой повелительный характер. Закон показывает отделение человека от исконно благой своей природы, созданной Богом, и бессилие человека самому преодолеть это отделение. Поскольку человек болезненно осознает, что он не тот, кем должен быть, и неспособен стать им, закон порождает беспокойство, вину и отчаяние. Христианское благовестие – это свидетельство о принятии благодати и о принятии Богом тебя самого. Было уже сказано о темной и светлой стороне каждого человека, о высшей и низшей душе, о разумном влечении и о чувственном, о помышлениях плотских и духовных. И мы говорили о том, что всё то, что есть благое в нашем влечении – это и является основой благочестивой любви к себе. Но теперь мы можем сказать, что всё это наше естество в
Это означает, что благочестивая любовь к себе не про то, чтобы выглядеть нравственно порядочным человеком. Мы должны отказаться от своей внешней моральной добродетели как от орудия самооправдания, как от источника самоуспокоенности или лени, как от жезла, которым можно бить себя. Мы можем пойти дальше и сказать про неуместность внешнего показного благочестия. На это есть как минимум две причины.
Во-первых, наши моральные поступки не заслуживают и не зарабатывают спасения. Они не являются заслугами перед Богом, но имеют значение. Нельзя заставить Бога больше любить тебя. Но благочестиво любя себя, можно стать ближе к Богу. Посредством добрых дел мы стремимся к реальным благам, к самим себе, друг к другу, к Богу.
Во-вторых, наши морально-похвальные поступки не имеют значения из-за соизмеримости любви к себе и любви к Богу. Благочестивая любовь к себе выражается в глубоко близких, особых и личных отношениях с Богом. Это означает, что суждения, которые составляют основу традиционного христианского благочестия, неполны, когда они изолированы от истории этих отношений любви и от конкретного человека. То, что происходит между Богом и человеком, может пробудить понимание и любовь к закону:
"Как сладки гортани моей слова Твои! Лучше мёда устам моим. Повелениями Твоими я вразумлён; потому ненавижу всякий путь лжи" (Пс.118:103-104).
Человека привлекает добро, которое является целью благочестия. Желаемое добро превосходит внешнее благочестие, как стадию поиска добра. Внешние правила благочестивого или морального поведения преследуют сверхморальную цель – участие в божественном. Закон, понимаемый как требование изменить самих себя, не может нас мотивировать. Но закон, понимаемый как наша природа, является влечением любви, к которой мы стремимся. Это стремление к воссоединению – дар, благодать, потому что это наше стремление к Богу, данное нам Богом. Благочестивый поступок является не только актом послушания вечному закону, человеческому или божественному. Это ещё и внутренний закон нашего истинного существа, нашей созданной Богом природы, который требует, чтобы мы осуществили то, что из него следует. Неблагочестивое действие – это не столько нарушение одной или нескольких точно сформулированных заповедей, сколько действие, которое противоречит раскрытию талантов человека и ведёт к распаду.
Благодатное целомудрие или целостность объединяет в себе веру и дела. Она направлена на то, чтобы человек научился благочестиво любить себя. Эта целостность, устраняющая разрыв между разумом и природой человека, возможна, когда человек не подавляет существенную часть своей личности, а наоборот, развивает её в направлении добродетели. Такое сочетание мудрости и добродетели делает возможной творческую и благодатную свободу во Христе. Только приобретая в себе эту свободу, христианин может развиваться, реализовывать себя, умножая свои таланты. Важно заметить, что свобода у человека проявляется, как спонтанная активность, а не как принуждение. Это результат того, что через самопознание человек возвращается к своей Богом созданной природе и в сотрудничестве с благодатью Бога творит спонтанно нечто новое. Мы помним, что любить заставить невозможно, и заповедь Господня о любви не говорит нам о том, что ты обязан любить, но предлагает такую возможность. Если ты хочешь, ты можешь любить.
Небольшой и несовершенный, но всё же пример спонтанности – это дети. Ведь и Христос нам ставит детей в пример 50 . Они способны чувствовать и думать на самом деле по-своему, эта непосредственность выражается в том, что они говорят, и в том, как себя ведут. Я уверен, что та привлекательность, какую имеют дети для большинства взрослых, объясняется именно спонтанностью детей. Непосредственность глубоко трогает каждого человека, если он ещё не настолько мёртв, что уже не способен ощутить её. В сущности, нет ничего привлекательнее и убедительнее спонтанности, кто бы её ни проявлял: ребёнок или любой другой человек.
50
"И сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдёте в Царство Небесное" (Мф.18:3).
И самая главная черта спонтанности 51 – это проявление любви. Неспособность действовать спонтанно, выражать свои подлинные мысли и чувства, и вытекающая из этого необходимость выступать перед другими и перед самим собой в какой-то роли – под фарисейской маской – это источник чувства слабости и неполноценности. Сознаем мы это или нет, но мы ничего так не стыдимся, как отказа от себя, а наивысшее достоинство, наивысшее счастье испытываем тогда, когда думаем, говорим и чувствуем подлинно самостоятельно.
51
Об этом интересно рассуждает Эрих Фромм в своей книге "Бегство от свободы".