Люби меня через годы

Орланд Лилия

Ну почему он не может быть хоть чуточку приятнее? Как сестра, например.

Настроение пропало. Мы с Миленой без особого энтузиазма помогли Марине прибрать кухню и отправились в сад, покачаться на качелях. Качели, кстати, были отличные – широкое сиденье, на котором можно поместиться вчетвером, и большой зелёный тент сверху. Не страшны ни дождь, ни солнце.

– Ты не обижайся на Ярослава, он хороший, – после долгого молчания вдруг выдала моя подопечная.

– Да? – недоверчиво хмыкнула я.

Милена

уловила сарказм и бросилась на защиту брата.

– Да! Он добрый, просто…

– Что просто? – мне стало любопытно.

– Он говорит, что мама… – Милена смутилась и замолчала.

Да что ж такое, только мне собрались раскрыть семейную тайну и сразу на попятную.

– Что говорит Ярослав? – я подвинулась ближе к девочке и взяла её за руку. Знаю, что это нечестно манипулировать ребёнком, но желание узнать тайну оказалось сильнее мук совести. Причём намного.

Милена огляделась по сторонам, будто боялась, что её кто-то может услышать, а потом серьёзно посмотрела мне в глаза, почти по-взрослому.

– Ты никому не расскажешь?

– Никому, – я постаралась вложить в голос всю убеждённость, которую испытывала в этот момент. Да и кому говорить-то? У меня здесь даже друзей нет. Только эта маленькая девочка.

– Поклянись! – это было произнесено так торжественно, что я чуть не рассмеялась. Но сдержалась. Девчушку было откровенно жаль, да и вряд ли я сумею завоевать её доверие, если буду смеяться над тем, что для неё важно.

– Клянусь! – произнесла максимально серьёзно, даже ладонь перед собой выставила.

– Чем? – не отставала малявка.

– Своей пятёркой по русскому, – больше ничего не пришло в голову. Но, к счастью, Милену это устроило.

– Это всё из-за папы… – с тяжёлым вздохом выдала она и продолжила, понизив голос: – Яр, говорит, что мама его сожрала. – и тут же зачастила, вываливая на меня все свои сомнения и размышления: – Но мама не могла его сожрать, она же не чудище, она человек. И папа – человек. И он живой, я сама видела, мы ходили в кафе есть мороженое.

М-да, интересная ситуация.

– А что случилось с твоим папой? Где он?

– Ушёл…

– Почему?

– Они поругались с мамой. Он сказал ей плохое слово.

– Какое?

– Плохие слова нельзя говорить! – убеждённо заявила она.

Вполне логично.

– А если только первую букву? – нашла я вариант.

Милена долго размышляла, хмуря лобик, и наконец выдала мне на ухо, как большую тайну:

– Шэ.

Что ж, буква «шэ» вполне объясняет, почему мама с папой поругались.

– Ты никому не расскажешь? –она наивно заглядывала мне в глаза, надеясь найти там подтверждение моей честности.

– Я же поклялась, – сделала вид, что оскорбилась её недоверием, и девочка сникла.

Бедняжка, все взрослые в этой

семье носятся со своими обидами, и никому нет дела до чувств ребёнка. Одиночество этой девочки чувствовалось на расстоянии.

Поддавшись импульсу, я подвинулась ближе и обняла её. Милена, словно только этого и ждала, обхватила меня руками и прижалась изо всех сил.

***

Ярослав ненавидел семейные ужины, точнее то лицемерие, что они в себе несли. Какая семья? Мать разрушила её. Выжила отца из дома.

Яр бы тоже хотел бы уйти вместе с ним, но не мог бросить мелкую. Сестра была слишком хрупкой. Как розовые фарфоровые чашечки из кукольного сервиза. Милена однажды пригласила его на чаепитие в садовом домике. И Ярослав раздавил чашку, просто чуть сильнее сжав её пальцами. А малявка даже не плакала, наоборот, бросилась утешать его, что ничего страшного не случилось. Как будто это он должен был расстроиться, что испортил её сервиз.

– Как прошёл день? – поинтересовалась мать, аккуратно отрезая кусочек мяса и изящно кладя его в рот.

– Прекрасно, – кислым тоном отозвался Ярослав, намеренно громко скребя ножом по тарелке.

– Чем вы занимались с Сашей? – родительница переключилась на сестру.

– Мы помогали Марине печь торт, а потом качались на качелях, – мелкая почему-то смутилась, и это ему не понравилось.

– Маменька, – Ярослав знал, что её раздражает это обращение, поэтому намеренно его использовал, – ты зря наняла эту девицу и оставляешь её с Миленой наедине.

Татьяна Викторовна приподняла умело выщипанные и подведённые брови:

– Саша – хорошая девочка и нравится твоей сестре. А я всегда учитываю потребности и предпочтения своих детей.

Теперь закипать начал Яр, потому что мать учитывала потребности и предпочтения лишь одного человека – себя.

– Она моя фанатка. – сарказм исчез из голоса, в нём осталось лишь раздражение, глухое, копившееся внутри на протяжении нескольких месяцев. – Она следила за мной и устроилась в наш дом, только чтобы быть ко мне поближе.

– Ярослав, ты преувеличиваешь, – Татьяна Викторовна была сама невозмутимость, и Яр вскипел.

– Надо дождаться, когда она начнёт воровать моё бельё из комода? – он схватил стакан и сделал несколько жадных глотков.

– Саша – дочь доктора Барановского, он за неё поручился.

– Ах, доктор Барановский… – Ярослав уже сумел взять себя в руки и теперь вернулся к своей излюбленной тактике – заливать всё вокруг мегалитрами сарказма. – Надеешься, это позволит снова затащить его в постель?

– Вон из-за стола! – Татьяна Викторовна произнесла это негромко, только побелевшее лицо и пальцы, судорожно сжимавшие ножку бокала, показывали, что она в ярости.