Люби меня, как я тебя
Шрифт:
– Ничего не понимаю… Какая еще остановка? Зачем ей квартал до дома топать? Пусть на автобусе доедет, если такая нежная.
– Вот вместе и доедете! Проводишь ее и… все такое.
– Да? А потом что? – Петя с самым глупым видом уставился на Таню.
– До чего же ты тупой, Петька! Сориентируешься там по обстоятельствам. А для начала хотя бы возьми домой анкету. Там еще много чего для тебя написано. Почитай, подумай и ответь хотя бы письменно, если сразу подойти к Ленке стесняешься. Мы уж с ней решим, что дальше делать. Только ты поторопись, Комиссаров, потому что я своими глазами видела, как на Прижняк Макс Петренко из 7-го «Б» смотрит.
– Как смотрит?
– Плотоядно, вот как! Гляди,
Таня оставила ошарашенного Комиссарова стоять и думать над Ленкиными ответами, а сама пошла домой. Честно говоря, никакой Петренко на Прижняк никогда не смотрел, но это делу не помешает. Пусть Петька думает, что смотрит. Может, быстрей раскачается.
Дома Таня посмотрела в льдистые глаза Фрези Грант, портрет которой повесила над столом, и села рисовать. Она теперь без конца рисовала розовую орхидею – то в прозрачном колоколе, то в вазе, то приколотую к платью принцессы, а то и целые венки из орхидей.
В библиотеке она перелистала все женские журналы и пособия по цветоводству. Ей хотелось понять тайный язык этого цветка, но все было напрасно. Орхидея никак не вязалась с обыденной Таниной жизнью. Контрольные, домашки, занятия с репетитором и даже любимая кошка Алиса – все было как бы на одной стороне, а на другой, за чертой, где совсем иная, особенная жизнь, одна она – ни на что не похожая розовая орхидея. Будто из сказки, из фильма про принцесс, из мечты. Кто же сделал ей такой подарок? Кто догадался, что ей нужен именно такой цветок? Кто понял, что именно она, Таня, сможет его оценить?
Осокина уже почти отчаялась разгадать загадку. И вдруг совершенно неожиданно поняла, кто положил ей в рюкзак орхидею. И эта догадка совершенно не обрадовала, а, наоборот, обожгла своей очевидностью и прибавила ей беспокойства. Сначала Таня вспомнила Козлова у цветочного киоска. Потом вспомнила его светлую улыбку после занятий причастными оборотами, а потом – тот изумленный и восхищенный взгляд льдистых глаз, которым он одарил ее на злосчастном уроке физики.
Этого только не хватало! Козлов! Классное посмешище и – орхидея! Как ему пришло в голову? Тоже, наверное, своеобразный знак благодарности. Димка принес ей конфеты за физику, а Козлов – цветок за русский. Но Таня вдруг обнаружила, что ей не хочется, чтобы это было именно так. И еще: почему-то ей не хотелось это ни с кем обсуждать. Она продолжала отмалчиваться на все вопросы девчонок об орхидее и даже лучшей своей подруге Ленке так ничего и не сказала. Сначала потому что не знала, что сказать, а теперь… Теперь она тем более ничего никому не скажет! И не потому, что одноклассники обязательно высмеют и ее, и Козлова с его орхидеей. Совсем не потому… А почему, она пока не могла бы объяснить.
Таня неожиданно для себя подошла к заброшенному пианино, открыла крышку и задумчиво провела пальцем по клавишам. Они отозвались знакомым жалобным голосом. Таня ногой придвинула к себе круглый стул, села, опустила руки на клавиатуру и заиграла «К Элизе». Уже не надо было смотреть на часы, и Таня после «Элизы» играла еще. Играла печальные, протяжные мелодии, какие знала, до тех пор, пока просила этого душа.
Венька
Через несколько дней для шестых и седьмых классов в школе объявили игру по правилам дорожного движения. Венька, конечно, очень хотел участвовать, но знал, что его никуда не выберут. Так и случилось. Несмотря на старания Киры Геннадьевны пристроить Веньку на какой-нибудь этап, одноклассники дружно отклонили его кандидатуру. От класса всего-то и надо было выбрать шестерых человек. Где уж тут Веньке пробиться. Желающих и без него хоть
Венька уже ни на что не рассчитывал, когда накануне игры заболел Дима Васильев, который вместе с Генкой Рябой был записан на викторину. Никто сначала не сообразил, что Димку срочно надо кем-то заменить, а потом, когда школьное радио оповестило о начале викторины, было так некогда, что Кира Геннадьевна от безысходности втолкнула Веньку в актовый зал вслед за Рябой.
Стулья в зале были сдвинуты к задней стене. На освободившееся место поставили два стола, за которыми сидели одиннадцатиклассники, проводившие викторину. За один из столов пригласили двоих ребят из 7-го «Б», а за другой – Веньку с Рябой. Их задача заключалась в том, чтобы дать как можно больше правильных ответов за определенный промежуток времени. Поправлять свои ответы нельзя, долго раздумывать невыгодно.
Венька не волновался. Чего волноваться? Он действительно знал многое, хотя, ясное дело, не все. Но рядом был Ряба. Его ведь не зря выбрали.
Сначала вопросы были простые: про переходы, светофоры. Венька отвечал правильно, быстро, не задумываясь. А потом что-то случилось… Почему-то он вдруг сбился и глупо ответил про нерегулируемый перекресток. И пошло… Он начал на каждый вопрос давать неправильный ответ. Генка пихал его в бок и хотел вставить свое, но Веньку будто заклинило: он продолжал отвечать бойко, четко, но все невпопад и неправильно. «Заткнись!» – крикнул наконец ему в ухо Ряба, но было уже поздно. Венька замолчал, но вопросы Генке задавать не стали, поскольку время, отведенное 7-му «А», вышло.
– Та-ак, 7-й «А»! – что-то подсчитал в своем листке одиннадцатиклассник. – У вас десять баллов. Приглашайте 7-й «Б».
Венька с понурой головой вышел из зала. Ряба тут же накинулся на него:
– Да ты что, урод! Что ты плел?
Их обступили одноклассники, потом подошла Кира Геннадьевна и встревоженно спросила:
– Что случилось, Гена?
– А то! Этот… этот… Мы же говорили, что не надо его брать! Только десять баллов! И ведь рта мне не давал раскрыть, Козел!
Венька почувствовал, как к горлу подкатывает горячая волна, та самая… которая вызывает в нем дикий гнев и не дает вовремя остановиться. Он, как сквозь вату, услышал голос Киры Геннадьевны:
– Может, десять баллов – это не так уж и плохо?
– Не плохо?! – горячился Ряба. – Да там вопросов пятьдесят было! А он, главное, трещит и трещит, а мне даже слова не дает вставить!
– А ты… – побелевшими губами заговорил было Венька. Он хотел многое припомнить Рябе: как тот последним притащился, когда они бежали кросс, как из-за него проиграли эстафету «Веселых стартов», но Кира Геннадьевна не дала. Она взяла Веньку за руку и быстро повела в класс.
В классе он бросился за парту и дал волю своим горю и гневу. Он опять кричал что-то до того ужасное про школу, класс и Рябу, что Кира Геннадьевна вдруг ударила его по щеке. Венька замер на полувсхлипе.
– Прости, – сказала Кира Геннадьевна, – но тебя надо было как-то остановить.
Венька не обиделся. Так ему и надо. Дрожащими пальцами он расстегнул пиджак, потом застегнул его снова. Расстегнуть пиджак во второй раз ему не удалось: из одной петли вытянулась нитка и запуталась вокруг пуговицы. Венка дернул полу. Пуговица оторвалась, упала на пол, отскочила к окну и медленно закатилась под батарею. Венька проводил ее взглядом и безнадежно спросил:
– Может быть, мне лучше умереть?