Люби меня всю ночь
Шрифт:
Бойд в ужасе замер. Сейчас он увидит или почувствует нацеленный на него револьвер.
Стоявший позади Курт обошел мужчину и остановился так, чтобы тот его видел.
– Я задал вопрос, – тихо произнес он, раскачивая часы в нескольких дюймах от носа Бойда. – И жду ответа.
Яростно закивав, Бойд с трудом сглотнул, чтобы промочить пересохшее горло, и наконец прохрипел:
– Можете оставить их себе. Я все скажу…
– Мне не нужны часы Ловлесса. Да и остальное его барахло. – Курт расстегнул нагрудный карман мужчины и опустил туда часы. – Верни их ему и передай, что я лично
– Да, сэр, – выдохнул тот. – Я передам.
– Вставай.
Бойд с трудом поднялся на ноги.
– Что-нибудь еще?
– Да. Это частная собственность. Ты проник сюда незаконно. Еще раз поймаю тебя – пристрелю на месте, – холодно произнес Курт.
Глава 26
«Здесь покоятся солдаты-янки, отдавшие жизнь за свою страну вдали от родины».
В утренней тишине Курт смотрел на эпитафию, вырезанную на деревянном кресте. Затем скорбно склонил голову и вознес молитву за павших товарищей по оружию.
Он стоял в изножье трех могил солдат союзной армии, которых Джолли похоронил на краю владений Хелен. Все трое погибли во время морского сражения за Мобил.
Курт поднял голову. Прищурившись, он устремил взгляд на север, где находился его дом. Осенью он уедет отсюда. Домой, в Мэриленд. А эти мужчины навсегда останутся здесь. Плодородная земля Алабамы стала для них вечным приютом.
Курт взглянул на восходящее солнце. Его ждет работа. Он не уедет, пока не выполнит своих обязательств. Совесть не позволит ему вернуться домой, пока он не убедится, что Хелен не лишится своей фермы.
Курт был полон решимости сделать все, что в его силах, чтобы она сохранила свою любимую землю. Он трудился от зари до заката, шагая за парой крепких серых лошадок, тащивших тяжелый плуг, пока руки и ноги не начинали дрожать от усталости. Работал до полного изнеможения. Однако находил в себе силы трудиться дальше.
Жаркое солнце Алабамы палило его усталую шею. Пропитанная потом одежда липла к телу. Он постоянно испытывал жажду. Такую сильную, что казалось, будто его глотка «забита хлопком», как сказал бы Джолли.
Но все это не имело значения.
Главное – это как можно скорее завершить сев. Позаботиться о том, чтобы Хелен Кортни собрала осенью обильный урожай. Урожай, который позволил бы ей выручить достаточно денег, чтобы заплатить непомерные налоги на землю, расплатиться с ним и обеспечить себе достойную жизнь. Чтобы она не жила в постоянном страхе, что Найлз Ловлесс отберет у нее ферму.
Самоотверженность, с которой он отдавался работе, не прошла незамеченной для Хелен. С растущим восхищением она наблюдала, как Курт безропотно трудится весь жаркий день в поле и только в сумерках возвращается на ферму, потный, усталый и грязный.
Из кухонного окна Хелен могла видеть, как он утоляет жажду, опустошая несколько ковшей подряд, устало прислонившись к колодцу. Пропотевшая насквозь рабочая рубаха липла к спине, плечам и груди. Лицо покрывал слой бурой пыли. По щекам и шее, видневшейся
Теплым июньским вечером Хелен, по обыкновению, стояла у кухонного окна, когда Курт стянул с себя грязную рабочую рубаху и повесил на стенку колодца. Набрав полное ведро воды, он отошел от колодца и опрокинул его на голову, наслаждаясь холодными струйками, стекавшими по разгоряченному лицу и голой груди. Хелен невольно улыбнулась. Женщина ни за что не вылила бы воду себе на голову, подумала она. На такое способен только мужчина.
Ее улыбка стала шире, когда он вытер лицо ладонями, откинул назад мокрые волосы и встряхнулся, как большая собака. Она почти слышала глубокий вздох удовлетворения, вырвавшийся из его груди. Но когда загорелая рука Курта легла на его твердый живот, размазывая воду по гладкой мускулистой плоти, у Хелен возникло ощущение, будто она вторгается в нечто личное, и она поспешно отвернулась. Хелен не могла не признать, что получает немалое удовольствие, подглядывая за Куртом Нортвеем. Этот факт обеспокоил ее. Что на нее нашло?
Хелен нахмурилась. Неужели она начинает забывать о том, что он янки? Она почти сожалела, что сожгла его офицерскую форму. Лучше бы он по-прежнему носил синие кавалерийские брюки с желтыми лампасами, тогда у нее не возникало бы сомнений, кто он такой на самом деле.
Хелен яростно стиснула зубы. Неужели прошло всего несколько недель с тех пор, как она с жаром уверяла его, что никогда не забудет, что он носил форму ненавистного врага? Что не желает этого забывать. Что будет помнить об этом до конца своих дней.
Господи милосердный, неужели она начинает забывать?
Нет!
Она помнит. И всегда будет помнить.
Когда поля были засеяны, стало чуть легче. Еще многое оставалось сделать, но Курту удалось выкроить время на одну затею, которая должна была стать сюрпризом для Хелен. Он посоветовался с Джолли и Чарли и попросил их держать язык за зубами.
Курт потихоньку разобрал прогнившие ступеньки, которые вели вниз, к заливу, и, когда последняя старая доска была выброшена, занялся расчисткой тропы, заросшей вьющимися растениями и кустарником. Успешно справившись с буйной растительностью, он собрал все доски, которые можно было найти на ферме. Джолли внес свой вклад в общее дело, тайком перетаскав их вниз, чтобы Хелен ничего не заметила.
Чарли был вне себя от возбуждения в связи с предстоящим строительством. Его неоднократно предупреждали ничего не говорить Хелен, чтобы не испортить сюрприз, и он молчал.
Хелен чувствовала, что что-то происходит. Карие глаза Чарли лукаво сияли, он постоянно шептался с Джолли, хитро поглядывая на Хелен, и то и дело зажимал ладошками рот, чтобы не проговориться.
Секрет раскрылся в одно прекрасное утро, когда Хелен разбудил стук молотка. Заинтригованная, она быстро оделась и вышла через заднюю дверь, чтобы выяснить, что происходит. Возле амбара никого не было. Озадаченная, Хелен поняла, что ритмичные удары молотка звучат слабее, чем когда она была в своей спальне.