Любимая девочка Мажора. Книга 1
Шрифт:
— Проси прощения у Князевой.
Что? Кому нужно это дешевое представление?
— Тарасов, сволочь! Не нарывайся!
— Не передо мной, — хищно оскалился Ник, так что кожа незамедлительно покрылась мурашками от одного его ледяного взгляда. — Видишь ли, девочек обижать нельзя. Они у нас существа нежные и ранимые. Тебя мама с папой разве не научили?
— Ни-кита!
Кажется, слышала хруст. Егор сильно побледнел, но в следующую минуту едва слышно промямлил что-то похожее на «Прости, Мирослава».
А
Мамочка!
— Не замёрзла? — спросил почти заботливо. И словно, нас совсем не окружает куча людей. — Трясешься вся.
— Нет, — повела плечами и поискала глазами Машку. Подруга стояла рядом в компании Сотни. — Спасибо, что вступился.
— Ага, — кивнул и отошёл в сторону. — Давай, бери Савельеву и в дом.
— Да нет, — старалась говорить спокойно, но напряжение дало о себе знать и голос немного дрожал. — Мы домой. Сейчас найду телефон и…
— Князева, — зло процедил сквозь зубы. — Не беси меня.
Не обращая на него внимания, расстегнула клатч, как почувствовала, что взлетаю в воздух.
— Значит, будем по-плохому.
По-плохому? Как будто он по-хорошему умеет!
Кто-то уже достал телефон и без стеснений направил камеру прямо на нас с Тарасовым. Ох, сегодня точно не мой день! Знаете ли, меньше всего на свете хочется стать героиней бурных университетских сплетен на ближайшую неделю. Вон Савельева первая новость дня в газете разместит. Мамочки, ну, где же так согрешила?
Всего несколько минут и вот уже Никита плечом толкает дверь и входит в дом со мной на руках. Здесь народу поменьше, так что внимания мы сильно много не привлечём. У бассейна собралась огромная толпа, жаждущих хлеба да зрелищ, и я не стала давать им пищи для размышлений. Между мной и этим чёртовым мажором не может быть ничего общего.
Больше никогда…
— Отпусти меня, — решительно заявила, глядя в его изумрудные глаза, но потом воспитание дало о себе знать, и добавила волшебное слово «пожалуйста».
— Князева, если у тебя в голове кисель, то послушай-ка внимательно и постарайся впитать полезную информацию, — он поставил меня на пол прямо перед собой. — Я. Тебя. Никуда. Не отпущу.
Господи, просто хочу убраться, чтобы как можно дольше не видеть Тарасова. Рядом с ним всё становится слишком сложным. Стоило ему появиться в моей жизни, она мгновенно покатилась под откос. Мне кажется, скоро эмоциональная выдержка даст слабину и взорвусь от переизбытка чувств. От этой неизмеримой, разъедающей душу ненависти к нему!
Я так не могу. Просто больше не могу!
— И почему? — уперла руки в бока и сделала шаг навстречу к парню. Между нами теперь и двух миллиметров не осталось, так близко мы были друг к другу. — Ты решил, что? Дай угадаю, Тарасов, снова делаешь вид, словно ты герой, настоящий
Одним грубым движением притянул к себе и прорычал на ухо, зло и яростно:
— Серьёзно думаешь, это было бы лучше? Ты дура, Князева? Представляешь, что бы с тобой сделали? А потом выкинули, как…
— Как ты. Выкинули, как ты.
— Что?
— Ничего, Ник, — круто развернулась на каблуках, больше не желая продолжать этот дурацкий разговор.
Но Тарасов не был собой, если бы взял и отпустил. Молча направился следом. Пыхтел от злости, будто паровоз, но тупо шел рядом. И ни на секунду не выпустил из поля своего зрения. Хотя на него там пробовала вешаться Филатова и прочие золотые девочки, но он двигался напролом. За мной.
— Мирослава, — его пальцы почти нежно коснулись моего запястья. Всё тело пронзило током. Забыла, как дышать. Он чувствует мою слабость и, наверное, поэтому и переплетает наши пальцы. Крепко. — Давай отведу тебя на второй этаж. Нужно отдохнуть.
— Нет, мне лучше уехать, — возражаю и пытаюсь вырвать свою руку. Но он не даёт, гладит подушечками пальцев по ладошке, успокаивает. Ломает мою броню, пытается пробиться под толстый слой льда, вот только я этого больше не хочу. — Никита…
Неудачно наступила на самый край ступеньки и соскользнула прямо в его обьятия. Руки Тарасова сомкнулись на моей талии, а губы в ту же секунду коснулись моих. И пока ошарашенно хлопаю глазами, он уже подхватывает меня под попу и прижимает спиной к перилам, а затем и усаживает прямо на них.
— Ой! — ахнула и прижалась к нему. — Ник! Нет! Я сейчас свалюсь!
— Держу, малышка, — смеется в губы, а потом впивается новым поцелуем. Голодным, жадным, неудержимым…
Он знает, я боюсь высоты. Знает, гад!
Не понимаю, почему так бешено колотится сердце. То ли от моей навязчивой фобии, то ли от выброса адреналина в кровь, то ли от его губ. Настойчивых, решительных, таких сладких!
Всего несколько секунд сумасшедшего беспредела, а потом этот невозможный мажор возвращает с небес на землю и улыбается, будто полный идиот. Впрочем, вернее будет сказать, скалится. Да, именно так.
А у меня коленки подгибаются, пол уходит из-под ног и всё тело дрожит от какой-то приятной слабости.
— Голова кружится, — одной рукой держусь за перила и стараюсь лишний раз не смотреть на Ника.
— Так хорошо целуюсь? — и заботливо заправляет за ушко выбившийся из прически локон.
Ток между нами. С этим надо что-то делать, пока всё не дошло до запретной черты, через которую поклялась впредь никогда не переступать.
— Придержи коней, — пытаюсь выровнять дыхание, но всё равно трясусь, как после поездки на американских горках. — У меня акрофобия, дебил.