Любимая мартышка дома Тан
Шрифт:
Громадная жирная туша голого полководца выплеснула из установленной перед императором бочки большую часть воды. «Да что ж у тебя там такое, в этом громадном животе?» – с некоторым уважением вопросил владыка. «Большое красное сердце, переполненное преданностью вашему величеству»,– отрапортовал тот, отплёвываясь.
Церемония купания под дикий хохот двора и вынос завёрнутого в полотна голого героя в дворцовые аллеи на всеобщее обозрение не понравились чанъаньской публике. Это слишком напоминало прежние времена – грубые развлечения эпохи Тай-цзуна, который, как говорят, после хорошей выпивки колесил по женским
В нашу эпоху великих поэтов во главе с вдохновенным пьяницей Ли Бо, в век утончённой моды на западный шёлк, в пору обретающих популярность южных живописцев с их размытыми туманными пейзажами таскать по аллеям дворца жирных генералов и ронять их, только что вымытых, в песок было не лучшей идеей.
И ещё меньше нравились столичной толпе слухи о том, что купание во дворце было не последним случаем, когда госпожа Ян лицезрела горы мускулов и жира героя битв на холодном северо-востоке. Имели место, как считается, и другие, более интимные их встречи, хотя в последнее время слухи об этом как-то поутихли.
Итак, мы с этим человеком, делившие когда-то в течение нескольких месяцев кров в далёком Самарканде в те далёкие годы, после этого разделили, один за другим, ложе самой прекрасной и знаменитой женщины империи? Допустим.
Но всё это совершенно не объясняло страха и смущения, которые бились в его глазах тогда, среди ночи, между разгорячённых и нетрезвых всадников. Как и его странное предложение встать передо мной на колени. Да, полководец хорошо знал, кем стал сегодня глава дома Маниаха. Но и сам он за это время стал кое-чем не хуже. При чём здесь его колени?
И… что-то ведь было ещё. Было уже на следующее утро, когда я пришёл в его кишащую пограничниками резиденцию и издалека услышал, как полководец буквально ревёт, раздавая направо и налево ругательства на очень плохом ханьском, сносном тюрскском и ещё каком-то неизвестном мне языке.
Да, да, увидев меня вновь, он… помрачнел и притих. И спросил меня угрюмо (что вполне, впрочем, естественно для человека, который провёл половину ночи за вином, а другую – в седле):
– Да, братец, итак, ты приехал. И как мне это следует понимать?
Очень странные слова, если оценить их трезво.
– Войлок,– отвечал я. – Я же торговец, как ты знаешь.
– Ну, конечно войлок, – без малейшего удивления покивал он и вдруг как-то успокоился, вздохнул и расплылся в улыбке. И именно с этого момента стал…
Стал другим. Самим собой.
Я был готов поклясться, что первый вопрос его был искренним, что он не понимал, зачем я приехал, – и даже как бы страшился моего появления. Отчего? Только по той причине, что я сменил его в роли фаворита госпожи Ян? Но в таком случае, услышав мой ответ про войлок – да нет же, просто слово «войлок»,– с какой стати он начал улыбаться и радоваться?
Но это было не всё. Дальше я достал из-за пазухи тот самый документ от господина Чжоу и вручил его секретарю, а тот с почтением отнёс полководцу. Который начал шевелить губами, разбирая знаки на свитке.
Секретарь помогал ему, тыкая
И тут водянисто-серые глаза Ань Лушаня начали выкатываться, а рот с отличными белыми зубами широко открываться.
– Что??? – попытался наконец выговорить полководец. – Ах ты… Бог Небесный, помоги мне – я теряю разум… Не может быть… А не многовато ли тебе будет денег? Ну, теперь я понимаю, почему дом Маниаха богаче всех…
И великий человек дико захохотал.
Много денег? Цена была, однако, совершенно нормальной.
Он мог бы спросить, зачем его армии такая огромная партия войлока. И я тогда начал бы заранее заготовленный монолог. Вот это была бы нормальная реакция. Но как раз такого вопроса он не задал.
Что же означал этот его восторженно-изумлённый хохот? Что смешного и удивительного в расписке об оплате казной приготовлений к большому походу?
Ответа у меня не было.
Но появилось множество других ответов на другие вопросы. И вот сейчас я, покачиваясь в седле, перебирал в памяти один за другим замечательные эпизоды всех наших бесед.
Самым важным было, наверное, вот что: при моих словах о Втором западном походе полководец скривился с самым презрительным видом. И тогда я молча указал большим пальцем на мой свиток, так и валявшийся у него на столе.
Ань поднял брови над круглыми совиными глазами.
– Вижу, тебе пока об этом не сообщили, – порадовал его я. – Но императорская казна, как видишь, уже платит – в данном случае мне – за экипировку экспедиционного корпуса на Запад. Вся столица уже знает, что ты возглавишь первый отряд, который тронется отсюда, когда ему будет приказано. Пройдёт мимо столицы. Двинется дальше, на запад, пополненный подкреплениями. Пройдёт мимо Ланьчжоу, ставки твоего друга Гэшу Ханя (тут полководец поднял брови ещё выше). С которым пока все не очень понятно: а не присоединится ли он к тебе, неизвестно в каком качестве. Например, в качестве твоего командующего. Ну и – ты пойдёшь дальше на запад. Так что жди новых поставок. Ты же, братец, не думал, что такую партию войлока пришлют тебе просто так? Ты же вроде бы сам вооружаешься из доходов твоих трёх округов…
Если тут и была ложь, то хорошо перемешанная с распространёнными слухами и даже фактами.
– Значит, эта болтовня – уже не болтовня… Идиоты! – взорвался, наконец, он. – Они что, думают, что я вот так отвешу им поклон и оставлю свои округа?
– По-моему, именно этого твои столичные друзья и добиваются, – высказал догадку я. – Главное – вырвать тебя с корнем из этой почвы. Что-то ты очень уж прочно в ней сидишь. А насчёт всего остального – они ещё не решили. Например, не просчитали, куда именно тебе идти и в каком городе остановиться. Но если повезёт, увидишь снова прекрасный Самарканд.
На поле боя этот человек, как я слышал, соображал с удивительной скоростью. Но здесь море новой информации явно затопило его громадную голову и посеяло в ней хаос.
А потом в этом хаосе зародилась одна простая мысль, которая ему нравилась с каждым мгновением все меньше.
– То есть они ещё не решили почти ничего, но ты – ты! – уже приезжаешь сюда и все рассказываешь мне… То есть там, куда меня хотят послать, – в Самарканде, значит, о моём походе уже знают побольше меня? Хорошенькое начало для военной операции. Очень здорово.