Любимая муза Карла Брюллова

Арсеньева Елена

Юлия всегда гордилась любовью, связывавшей ее и человека, которого она так любила и которым так восхищалась… Одним из величайших когда-либо существовавших гениев. Однако для нее, столь алчной до жизни, до страсти, до любви, до смеха и новых впечатлений, невыносимо было долго предаваться печали. Лучшим средством утешиться была новая любовь – и она не замедлила явиться!

Удивительно: образ страдающего, изможденного Брюллова произвел на Самойлову, похоже, очень сильное впечатление, потому что она обратила свое благосклонное внимание не на воплощение силы и здоровья, как следовало бы ожидать и как делала доселе, а на изможденное

лицо, лихорадочно блестящие глаза, болезненный румянец молодого тенора-дебютанта Пери. Такое случается иногда со зрелыми красавицами. То ли неутоленный материнский инстинкт дает о себе знать, то ли ищет выхода переизбыток жизненных сил, которыми непременно нужно поделиться с другим, более слабым существом. То ли хочется оправдать свое слишком уж праздное существование, придать ему новый смысл тем, что ты, может быть, своей страстью вернешь к жизни обреченного…

Но если это не удалось с Брюлловым, почему должно было получиться с Джованни Пери?

Так или иначе, он был не похож на Эммануила Сен-При, так что и эту страницу своей жизни блистательная, жестокая, сентиментальная, бесчеловечная и жалостливая Юлия Самойлова перевернула.

Любовь…

Снова любовь!

Ах, какие только слухи ни ходили об этой связи! Будто графиня Юлия просто-напросто похитила бедного мальчика из театра после спектакля, во время которого его красота пронзила ей сердце! Слуги графини схватили его у артистического подъезда и втолкнули в карету. Не успел Джованни и слова сказать, как эччеленца запечатала ему рот поцелуем… что было дальше, об этом можно только догадываться.

И без труда догадаться…

Говорили также, что Джованни от бурной страсти настолько ослабел, что графиня на руках носит его из постели к столу и переносит обратно в постель.

В конце концов стали болтать, якобы он вообще не покидает постели, однако любовница продолжает им наслаждаться…

Да мало ли что говорят о красавицах, которые уязвляют убогое воображение людей самим фактом своего существования!

Кстати, Юлия вовсе не была любовницей Пери! Да и вообще графиня Юлия Самойлова уже не существовала на свете. Осталась просто-напросто синьора Джулия Пери: ведь немедленно после достопамятного похищения из театра влюбленная красавица повлекла свою драгоценную добычу под венец. Разумеется, венчались по католическому обряду – Юлия сменила веру. Строго говоря, менять ей было особенно нечего, ибо она была совершенно античная женщина, а никакая не христианка. Так или иначе, выйдя за иностранца, сменив веру, Юлия лишилась права на русский титул и все свои богатства, оставшиеся в России.

Впрочем, в Италии из ее состояния тоже оставалось еще немало… другое дело, что, привыкнув жить широко, очень широко, синьора Пери уже не могла остановиться и несколько поумерить траты. Когда денег стало не хватать, она продавала то одно, то другое… Последние дни Джованни были украшены великой любовью – последней, кажется, которая только могла вспыхнуть в сердце этой необыкновенной женщины – и выжечь его дотла.

Счастье Юлии не длилось и года. Похоронив мужа, она носила траур, который ей необыкновенно шел, – и разбивала теперь сердца именно тем, что солнце ее красоты было затянуто тучами.

Кстати, спустя год после кончины Пери умер в Петербурге и «красавец Алкивиад» Николай Самойлов.

О Господи, с ужасом подумала Юлия, да что же это делается на свете?! Умер Бришка,

и Джованни, и Ники… А сколько еще друзей отправились в туманные дали на тот берег Ахеронта?! Какая тоска… этак ведь и я когда-нибудь последую за ними?!

Другое дело, что слишком сильной натурой обладала Юлия – она просто физиологическине была способна предаваться греху уныния. Она вернулась к жизни и задумалась о ее удобствах, которых теперь, лишившись титула, была лишена.

Самым простым способом вернуть титул было – выйти замуж. Однако места для любви в ее сердце уже не оставалось, поэтому Юлия решила выйти замуж по расчету. На какое-то время ее внимание привлек французский дипломат граф Шарль де Морне. Юлия отправилась с ним под венец… однако одной ночи хватило, чтобы понять: она слишком брезглива, чтобы продолжать быть вакханкой рядом с этим престарелым извращенцем. Юлия потребовала развода, ну а граф де Морне потребовал отступного. В астрономической сумме! Иначе грозил не дать развода. Или дать, но потребовать лишить жену столь желанного титула.

Юлия попыталась сторговаться с Морне. Сговорились, что ему будет выплачиваться ежегодно сумма, которая, как графиня Самойлова (так она стала зваться после развода, ну и на том спасибо!) вскоре поняла, оказалась для нее непосильной, разорительной…

Разорение, увы, вскоре и наступило, так что жизнь свою графиня Юлия заканчивала в Париже, лишенная всех своих баснословных богатств. О нет, она не нищенствовала, однако того, кто привык сорить деньгами, необходимость считать их способна свести с ума.

Кроме того, ее изрядно донимали тяжбы с родственниками. Да еще добро бы с какими-нибудь обиженными ею! Нет, безумно огорчала Юлию именно горячо любимая малютка Амацилия Пачини. Разумеется, Амацилию теперь никто бы не назвал малюткой. Она пережила два неудачных замужества и по-прежнему собиралась в монастырь, однако никак не могла отряхнуть со стоп своих прах земных пакостей – и затеяла со своей приемной матерью тяжбу из-за какого-то дома, который принадлежал Амацилии наравне с Джованниной не то по праву наследования, не то по договору удочерения. Это была весьма запутанная, скандальная и затянутая тяжба. Никто ничего не получил, потому что Амацилия ушла-таки в монастырь, а графиня Юлия покинула Италию, чтобы вскоре скончаться в Париже под бледным французским солнцем (ну да, по сравнению с итальянским-то!) и быть похороненной на кладбище Пер-Лашез в одном склепе со своим любимым мужем Джованни Пери.

Воистину любимым, если она перевезла его прах во Францию!

Да… но все же Юлия до последнего мига жизни свято хранила память о другой любви – не столь трагичной, буйной, молодой, сияющей, рожденной богами – покровителями искусства. Она не продавала картин Брюллова в самые тяжелые минуты жизни – их судьбой после смерти графини распорядились ее дальние родственники. Ведь эти картины были написаны ими совместно: кистью Карла Брюллова – и полуденной красотой Юлии Самойловой.

Картины эти остались, чтобы порождать у зрителей вечное сомнение: может быть, эти двое встретились лишь для того, чтобы красота Юлии была запечатлена в веках? Может быть, не она была музой Брюллова, а Брюллов – орудием влюбленной в Юлию вечности?..

Так или иначе, они остались вместе навсегда, навеки, нераздельно.