Любимая невеста
Шрифт:
Я не знаю, как это точно описать. Я не знаю, как это выглядит и как быть таким мужем, но ради Катерины я хочу попробовать.
Снаружи начинает всходить солнце. Через двенадцать часов мы отправимся в горы, и что будет после этого, еще предстоит увидеть, но я тихо шепчу обещание, которое, я надеюсь, будет последним, которое мне когда-либо придется задуматься, смогу ли я сдержать.
Я иду за тобой, Катерина. Я собираюсь спасти тебя и наших детей.
Я собираюсь отвезти вас домой.
19
КАТЕРИНА
Вечеринка
Я чувствую оцепенение от горя, когда люди Алексея ведут нас вниз, в другую часть дома, которая, кажется, создана для больших собраний. Тут хорошо освещено, с потолка свисают огромные кованые люстры с лампочками Эдисона, а в каменном камине в одном конце комнаты горит ревущий огонь. В нескольких футах перед камином есть серия круглых ступеней, и именно туда ведут нас люди Алексея, подталкивая нас вперед, чтобы мы не колебались и не пытались убежать.
К моему ужасу, в центре я мельком вижу Ану.
Последние несколько часов были похожи на лихорадочный сон. Алексей приказал принести нам одежду и сказал, чтобы мы все помылись, пока не станем безупречно чистыми. Как только мы все были вымыты и одеты, охранник повел нас вниз по лестнице в комнату, где нас ждала высокая, элегантно симпатичная блондинка, которую никто из нас никогда раньше не видел, с непроницаемым лицом, когда она по очереди подвела каждую из нас к стулу и начала делать нам макияж и прически, включая Анику и Елену.
Это заставило меня содрогнуться от гнева, увидев, как она красит девочек, как будто они участвуют в каком-нибудь конкурсе красоты на Юге. По крайней мере, для Елены это было отвлекающим маневром, который впервые за несколько дней заставил ее хихикать и радоваться, она с любопытством прикасалась к своему лицу, пока женщина умело и быстро завивала ее длинные, шелковистые светлые волосы. Аника смотрела на это с тем же подозрительным раздражением, что и на большинство других вещей, но сидела очень тихо, интуитивно понимая, что сейчас не время плакать или сопротивляться.
Если бы я только тоже это поняла.
Саша и Анна почти не разговаривали со мной после эпизода с Алексеем. Я извинилась перед ними обоими, и они обе, конечно, сказали, что это не моя вина. Что любой потерял бы контроль, услышав, о чем говорит Алексей, и увидев, как он пытается вот так прикоснуться к Анике. Что мы все доведены до предела. Он садист, тихо сказала Саша. Он нашел твое слабое место и воспользовался им, но это не твоя вина. Это могла быть любая из нас.
Это не твоя вина, повторила мне Ана, как и в прошлом. Но почему-то на этот раз это имело меньший вес. Факт оставался фактом, что это был не кто-то из нас. Это была я, и чувство вины так же душит, как и то, что Алексей силой берет меня в рот. Каждый раз, когда я вижу, как Саша или Ана хромают или не могут спокойно спать, после побоев, которые он им устроил, я чувствую свежую волну холодной, тошнотворной ответственности, которая давит на меня, пока я не чувствую, что могу рассыпаться под ней.
Я не знаю, что произойдет сегодня вечером. Я не знаю, будут ли заключены сделки, наши потенциальные новые покупатели придут
Аны не было с нами, когда мы по очереди принимали душ и мылись дочиста или когда нас тащили вниз, чтобы прихорашиваться, завиваться и краситься. Я не знала, куда ее увели, и вездесущая яма беспокойства в моем животе разверзлась широко и всеохватывающе, не давая мне думать ни о чем другом.
Алексей четко выбрал, во что каждая из нас будет одета. Софии, Саше и мне каждой выдали короткое шелковое платье-комбинацию, под которым ничего не было, которое едва доставало до верхней части бедер, с драпированным вырезом, спускавшимся на несколько дюймов ниже груди. У меня был темно-клюквенный цвет, который красиво оттенял мою темно-оливковую кожу, темные волосы и глаза, у Софии драгоценно-голубой, подчеркивавший бледность, унаследованную ею от русской матери, и темные волосы, доставшиеся ей от отца-итальянца, а у Саши темно-изумрудно-зеленая, из-за которой ее клубнично-русые волосы казались еще рыжее, чем когда-либо, и оттеняли глаза цвета морской волны, подчеркивая зеленый цвет больше, чем синий. Женщина, которая наносила последние штрихи, сделала наши волосы распущенными в тяжелые каскадные локоны и нанесла легкий макияж, добавив накладные ресницы и искусный контур и подводку глаз, чтобы каждая из нас была больше похожа на модель с подиума, чем на обычную женщину. В чем, конечно, и был смысл. Мы должны были выглядеть так, как будто стоили астрономическую сумму денег. И поскольку у нас с Софией обеих были непоправимые недостатки, мои шрамы и ее беременность, выглядеть необычайно красиво было еще важнее.
Все мы вздрогнули, когда дверь открылась, и вошел Алексей, остановившись посреди комнаты и приказав нам повернуться, чтобы он мог увидеть дело рук женщины. Он выглядел достаточно довольным, когда увидел Софию, Сашу и меня, но в ту минуту, когда его взгляд остановился на Анике и Елене, выражение его лица стало мрачным и раздраженным.
— Какого черта на них так много косметики? — Требовательно спросил он, свирепо глядя на женщину. — Мои покупатели хотят, чтобы они выглядели как дети, а не как миниатюрные шлюхи. Убери это дерьмо с их лиц.
Что-то темное и ужасное поднялось во мне при слове "покупатели", подпитываемое внезапным испуганным взглядом, которым Аника бросила на меня, понимание начало проявляться на ее слишком молодом лице. Она слегка побледнела и напряглась, когда женщина потянулась к ней, чтобы дрожащими руками начать стирать косметику с ее лица, заикаясь и принося извинения Алексею. Но она не сопротивлялась, как будто поняла, что он представляет опасность. И я сдерживала себя, загоняя это чувство глубже, пока мое горло не сжалось от эмоций, а желудок не скрутило, и пока я не стала уверена, что меня вот-вот не стошнит.