Любимцы Богини
Шрифт:
– Да! Да! – поспешил его заверить, совсем было поникший замполит.
– Давайте завегггим нашего пговеггяющего, – обращаясь к офицерам, сказал начпо, – что офицер Бобылев сделает пгггавильные выводы, а мы поможем ему, – начпо наморщил лоб, – годика так чегггез два стать кандидатом в члены КПСС!
– Товарищи офицеры! – подал команду Астапов, и офицеры, подождав, когда начпо и проверяющий, в сопровождении Рысакова выйдут из кубрика, захватив стулья, начали расходиться по каютам.
Василию казалось, что все на него осуждающе смотрят, обсуждают между собой, но ему ничего не говорят.
– Ну, хоть кто-нибудь что-то сказал! – переживал он, решив зайти в каюту командиров групп.
– Какие
– Да ладно, не тушуйся! – взяв за плечи, потряс его Гриша Картонов. – От инженеров человеческих душ можно ожидать всего. Лучше скажи, как дела с зачетами!
– Процентов пятьдесят!
– Понятно! Мы тут гадаем, когда представляться будешь!
– Не торопи мужика, люди по году сдают! – заметил Иванченко.
– По году водку пьют, а Вася с корабля не сходит!
– Лучше водку пить, чем гнить на корабле и получать за это ярлыки от политрабочих!
– Ребята, успокойтесь, я не маленький, разберусь, – огрызнулся Василий и вышел из каюты. После разговора с управленцами, на душе стало немного легче.
Стараясь забыть происшедшее, он с еще большим упорством продолжил свои занятия. В сейфе на пульте появилась «Инструкция по использованию средств движения ПЛА». Владимир Федорович предупредил Михайлова:
– Марат Петрович, пора натаскивать лейтенанта. По слухам, на следующей неделе выходим на сдачу второй задачи. В ТГ-режиме будем сажать Василия за пульт. Под твоим наблюдением, разумеется!
С этого момента, после проворачивания и отработки Марат стал задерживаться на корабле. Михайлов никогда не ругался и не вспыливал. Если у Василия что-то не получалось, в мягкой манере ненавязчиво показывал, как делать правильно или советовал еще раз найти в литературе описание этого маневра. Объясняя какие-нибудь моменты, он мог по памяти нарисовать любой узел главной энергетической установки со всеми конструктивными изменениями за весь период эксплуатации корабля. Кое-чего Марат Петрович рассказал о себе. Ему сорок два года. Казалось бы, отличному специалисту и дисциплинированному офицеру открыты все пути. Командиры кораблей наперебой зазывали его к себе. Командование ЭМС соединения чуть ли не силком пыталось назначить Марата Петровича на вышестоящую должность. Но карьера никогда не привлекала его. На все предложения он отвечал неизменным отказом. Василий, думая об этом, мысленно соглашался с Михайловым, но не понимал его.
«Может, я просто не все знаю о жизни этого человека», – пытался убедить себя он. Кроме этого, Марат Петрович был холост. Различного рода кумушки пытались, как он говорил сам, «охмурить» его, но из этого ничего не выходило. Это было тем более странно, что каждый свой отпуск убежденный холостяк посвящал туристическим маршрутам и восхождениям на труднодоступные горные вершины, которые покорял, судя по привезенным фотографиям, в окружении симпатичных спортивных девиц. Некоторые из них приезжали к нему, но, прожив дня два-три, ни с чем уезжали обратно. Впрочем, и эту странность Василий отнес на свое непонимание жизни. Вся жизнь Марата Петровича, на данном этапе, была направлена на подготовку к единственному желанному событию, которое должно было наступить через 3 года, ДМБ как он говорил, или увольнению в запас, как сказано в законе о прохождении воинской службы. К нему он должен был подойти, сохранив здоровье и молодость. Марат Петрович постоянно поддерживал высокую физическую форму, о чем свидетельствовали
– Не повезло тебе, – участливо произнес он. – Сделать они тебе ничего не сделают, сейчас не 37-ой год, но вспоминать будут при каждом удобном случае. Майоришка этот, наверное, от радости руки потирает, везде тишь да гладь, вроде бы все хорошо, а он вот оказался самым бдительным, и ересь в самом центре атомного флота узрел. Непременно пойдет на повышение!
– Какие-то вы, молодые невезучие! – вздохнул Марат Петрович.
– А кто еще? – удивился Василий.
– Как кто? Твой прямой предшественник – Шура Ковтуков. Я ему всегда говорил, девки до добра не доведут!
– А что с ним?
– Не хочется говорить, но я расскажу. Все равно весь корабль знает и тебе может урок будет. Ты его видел, парень красивый, девки к нему липнут со всех сторон. И он ни одной не пропускает. Познакомился Шура с такой на танцах в клубе офицеров. Девица без комплексов, сразу в постель. Шура думал на этом все, у него таких подруг много было. А она ему на следующий день:
– Моя мама хочет с тобою познакомиться.
– По какому поводу?
– Она тебе все скажет!
Ну, Шурик парень понятливый:
– С твоей мамой нам не по пути!
На следующий день Шуру вызывают в политотдел вместе с командиром. Артющенко командиру сразу в лоб:
– В вашем экипаже служит аморальный тип, растлитель несовершеннолетних старший лейтенант Ковтуков. Лишил чести девушку, которой только через неделю исполнится 18 лет. Родители согласны закрыть глаза на этот вопиющий факт, если Ковтуков женится на ней.
Шура стал отпираться:
– Она мне не сказала когда у нее день рожденья, да и не девочка она была. Я лучше повешусь, чем женюсь.
Завирухин тоже возмутился: причем тут он? Ничего не добившись, начпо отпустил их. А дальше стал вызывать через день. Родители у этой девицы не простые. Папа – начальник политотдела спецчастей, а мамочка председатель женсовета гарнизона. Вот здесь какой-то умный человек посоветовал отправить строптивого жениха на новое формирование.
«С гонором этот Шурик, если мне эту фигню не мог рассказать», – с обидой подумал Василий, узнав истинные причины назначения Ковтукова на новый проект.
Постепенно случай, происшедший с Василием на итоговых политзанятиях начал забываться, но иногда ему стал сниться один и тот же странный сон. Будто где он во сне не бывает, всегда с ним рядом эта троица, начпо с замполитом и проверяющий капитан 3 ранга. Они ничего не говорят, только смотрят на него с укором. А его постоянно свербит одна и та же ужасная мысль: «Неужели эта троица с ним на всю жизнь?»
Глава IV
«Даю тебе квартиру! Береги ее и не отдавай никому!» – громовой голос, казалось, исходящий со всех сторон, сотрясал все тело.
«Приснится же такое!» – придя в себя, подумал Лавров, вытирая ладонью выступивший на лбу холодный пот. В комнате еще было темно, но за окном уже брезжил запоздалый августовский рассвет. Часы на стене показывали половину седьмого. Стараясь не разбудить молодую жену, он потихоньку выбрался из-под одеяла. На секунду остановил взгляд на ее лице. Люба спала крепким сном набегавшегося за день ребенка, разметав по подушке густые каштановые локоны, вокруг нежно-розового овала лица, с длинными черные ресницами и пунцовыми губами.