Любимец Бога (дилогия)

Тарасенко Вадим

– Один человек. Пошел в группе покорять Эверест. Уже на спуске группа попала в буран, длившийся неделю. Все замерзли, кроме него.

– И чем он отделался?

– Ампутировали несколько пальцев на ногах и руках.

– Конечно, с одной стороны крупно повезло – остался жив, – после некоторой паузы задумчиво проговорил Кедрин. – Но с другой стороны – человек- то стал калекой.

– Христос тоже страдал и даже погиб. Но сомневаться, что Христос – Сын Бога, не является Его любимцем….

– Не забывай, что Христос через три дня воскрес. А

у этого альпиниста что, новые пальцы выросли?

– Никак нет, – последовал вполне очевидный ответ полковника.

– Из оставшейся пятерки у кого-то есть увечья вследствие аварии?

– У всех пяти. – И, словно оправдываясь, Северский торопливо добавил. – Господин Директор, мы же выбирали действительно опасные для жизни случаи: падение самолетов, автомобильные аварии на большой скорости и тому подобное.

– Ладно, давай по третьему критерию,– после некоторой паузы произнес Кедрин.

– Таких случаев всего восемь.

– И какую же болезнь они счастливо преодолели? На сегодня даже онкологические заболевания четвертой степени вылечивают в восьмидесяти пяти процентах случаев.

– Болезнь у всех одна – синдром внезапного слабоумия. Официальная вероятность благополучного исхода нулевая, – тут же ответил Северский.

– И как же они ее получили?

– Один через кровь. Остальные стандартно – половым путем.

– И вы полагаете, Игорь Николаевич, что эта семерка отважных, которые наплевали на элементарные средства предохранения – любимцы Бога? Я бы это трактовал, как получение этими оболтусами шанса от Бога на продуктивную и, может даже, праведную жизнь. Ну а тот, который заразился через кровь. Как такое могло случиться? Это в двадцать втором-то веке.

– Срочно, прямо на дороге, необходимо было делать искусственное дыхание человеку, попавшему в автомобильную аварию. Вот тот, восьмой и делал его. Он врач по профессии. Проезжал мимо, увидел лежащего в крови мужчину. Начал спасать. А у самого царапина была на руке. А тот мужчина был носителем СВС.

– Ясно. Давай подведем итоги. По первому критерию бери в разработку тех восьмерых, которые отказались от фатальных рейсов. По второму критерию – мы договорились не брать никого. Ну и по третьему – бери этого врача.

– Понял. Разрешите идти?

– Погоди, полковник, – директор Службы безопасности встал из-за стола. – Тебе не кажется, что мы, как бы это точнее выразиться… Вот у тебя нет такого чувства, что всё это не то? Да, они может быть и любимцы Бога, но не на столько, что позволит им выполнить возлагающуюся на них миссию. Ведь по нашим критериям, Христос бы не попал в любимцы Бога.

– Трудно сказать что-то определенное, – полковник Северский тоже встал. – Слишком всё неопределенно. Идеологическим руководителем разработки наших критериев является академик Хохлов. Я бы подходил несколько с иных позиций.

– С каких?

– Я полагаю, что любимцы Бога должны быть обязательно счастливыми людьми.

– Ты прав. Вот только, если бы ты сумел еще и измерить, так сказать, счастливость

отдельных людей, то ты точно был бы круче академика Хохлова. Как измерить эту счастливость? Деньгами, славой? Чем? Сколько примеров, когда миллионеры, популярные артисты спивались, уходили в депрессию, кончали жизнь самоубийством. Посмотри на Голливуд – этот заповедник богатых, популярных и красивых людей. Да там плотность личных психоаналитиков больше, чем психиатров в дурдоме. А ты мне скажи – счастливому человеку нужен психоаналитик? То-то.

– Господин Директор, тут мне пришла в голову одна мысль, – Северский вопросительно посмотрел на своего шефа и, увидев разрешающий жест, продолжил, – а если поискать любимцев среди служителей церкви?

– Мысль интересная. Но ты, надеюсь, понимаешь, что в данном случае церковный чин не играет никакой роли.

– Так точно.

– Господин Директор, – в дверях кабинете появился секретарь Кедрина, – срочное сообщение.

– О чем?

– Об испытании ракетоплана «Х–3».

– Ох, совсем забыл, – Кедрин посмотрел на наручные часы. – Три с половиной часа тому назад должны же были испытывать «Х–3». В пять утра по московскому. Докладывайте, – кивнул он своему секретарю.

– Через сорок минут после старта, набрав восемьдесят процентов тяги ядерного двигателя, ракетоплан взорвался.

– Черт. Уже третий. Опять будут в ООН орать про загрязнение окружающей среды. Особенно китайцы.

– Ясное дело, – сказал Северский. – Разработку нашего нового ракетоплана они воспринимают, как демонстрацию того, что просто так мы Дальний Восток им не отдадим.

– К счастью, система блокировки ядерного реактора успела включиться, – вновь заговорил секретарь. – Так что полиграфитом реактор залить успели. Поэтому разлет плутония минимален. Завтра на орбите уже будут два наших «мусорщика». По предварительным оценкам радиационный фон – треть от фона в годы активного Солнца.

– Что с экипажем? – Кедрин отвернулся от секретаря и стал смотреть в окно.

– Штурман погиб при катапультировании. Пилот катапультировался успешно.

– Подождите. Если они взорвались при наборе тяги ядерным двигателем, то это было уже на орбите.

– Так точно, – подтвердил секретарь.– Пилот катапультировался в открытый космос.

– Уж лучше бы он сразу погиб. А так протянет три-четыре часа, а потом или замерзнет или на Солнце… Эх… Эвакуировать-то его мы не сможем. Он еще жив? – Кедрин посмотрел на часы. – Да нет, не должен.

– Никак нет. Пилот жив, господин Директор.

– Что?!

– Так точно. Через приблизительно два часа полета в открытом космосе на своем кресле, пилот Борис Ковзан умудрился столкнуться с американской орбитальной станцией «Ковчег», и американцы втянули его внутрь. Мы уже договариваемся о его транспортировке на Землю. Через неделю будет здесь.

– Невероятно, – Кедрин переглянулся с Северским. – Вам не кажется, Игорь Николаевич, что один железный кандидат в любимцы Бога у нас есть.