Любимец Богов
Шрифт:
– А что они ищут? – спросил я, отпрыгивая от очередной натянутой и отпущенной Рутом прямо в меня ветки. – Когда я первый раз попал в Даште-Мур, там будто таможенный контроль работал.
– Контрабанду, что же еще? – пожал плечами Шекли. – В город запрещено ввозить массу товаров, начиная от некоторых трав, что используются при приготовлении лекарств, и заканчивая темным зачарованным оружием. У нас в библиотеке есть перечень товаров, такой увесистый том, можешь почитать на досуге.
– Лекарства-то тут причем? – вытаращился я на воина.
– Некоторые
– Для каких других целей? – спросил я.
– Для наркоты! – рявкнул Рут. – Шекли, смотри по сторонам! И ты, нуб, не зевай! Или хочешь отправиться на перерождение? Забыл, как получилось с Салазамом? Я не испытываю желания бродить голым по городу, когда на альянс такие наезды идут.
– Спокойнее, Рут. – кивнул Шекли. – Все под контролем. Не боись, там не в альянсе дело было. Он же пытался на две стороны играть, так что нам-то что волноваться?
– А все равно! – ответил Рут и двинулся вперед, обгоняя воина. – Не хочу рисковать.
– В городе всегда так часто убивают? – спросил я, бредя вслед за Шекли. Лес выглядел вполне безопасно – несколько поваленных ветром деревьев, и никаких признаков присутствия ведьмака. Несколько лежащих на дороге поленьев заросли мхом, чуть вдали следы – похоже, семейство кабанов перебегала от одного лежбища к другому. Пение птиц и стрекот кузнечиков изредка перебивался руганью Рута, что доносилась издалека.
– Последнее время стали чаще. Вообще, после большой городской войны, когда как раз появилось это правило – городской смерти, убивали много. Тогда людям хотелось власти, игра смешалась с чувствами и безнаказанностью. Люди выясняли отношения, встречались на окраинах, и часто там случайно всплывали трупы, которые уже никогда не возродятся. Потом были годы депрессии – и сначала люди боролись, а потом все чаще стали встречаться за стаканом, а прощаться с помощью ножа, - сказал Шекли и переступил через корягу, перегородившую дорогу.
– Ты все это помнишь? – спросил я.
– Нет, куда мне. Я в этом мире лет пять, не больше, - улыбнулся Шекли. – Чем еще заниматься бывшему боксеру, кроме как становится воином в клане? Рассказывали, что лет пятнадцать назад было все вообще прекрасно – город развивался, расширялся, открывалось все больше лавок, постоялых дворов. Годы расцвета. А сейчас все будто рушится – два убийства за два дня, и Гвардия не чешется.
– Может, мы просто не знаем результаты? – удивился я.
– Разумеется, не знаем, - хмыкнул Шекли. – Когда ты сюда перебирался, полиция в реале хорошо работала?
– Да вроде бы как всегда, - нахмурившись, ответил я. – Только причем здесь полиция?
– А при том, что мир этот сейчас – тот же самый реал, - сплюнул Шекли. – Только с магией, да лесов еще побольше. И император наш думает только о своем брюхе. Стража в городе, Гвардия, как ее называют – это же та же самая полиция, не понял еще?
– Ты меня оттащил
– Не только. Ты сейчас в альянсе, хоть и только начинаешь, но уже давай, води жалом то. – ухмыльнулся Шекли. – Есть у нас такое правило негласное – никаких контактов с неприятелем, кроме оговоренных начальством. А что Картель с Бароном, что Гвардия с Императором – все одно, враги. Просто сейчас время такое, все цивилизованные, поэтому и нет открытых конфликтов. Но все может измениться. Поэтому если хочешь жить нормально и получить свой кусок мяса – выполняй правила. Знаешь, есть такая поговорка в городе – «Синдикат не прощает предательства». Не просто так она возникла, усек?
– Усек… - медленно кивнул я, раздумывая о том, куда же попал.
За разговором мы вышли на небольшую опушку, скорее всего, искусственно созданную. То ту, то там торчали пеньки. Я присмотрелся к одному срубу – столетнее, не меньше, дерево было срезано будто масло. Погладив пенек, я ощутил мягкое тело. Ни единого заусенца, как бывает, если режешь широким, хорошо наточенным ножом. Представив, какой силы должен дровосек, и поежился.
Из чащи выскочил Рут, приложил палец к губам и показал на насыпь на другом конце опушки, в человеческий рост высотой, шагах в десяти от тропинке. Похоже, землянка? Я залюбовался движениями вора-лучника – казалось, он не ступал на ковер из мелких веток и опавших веток, а парил над ним. Движения плавные, гибкие, будто он был не пришельцем в этом лесу, а являлся частью леса. Не останавливаясь, он немного углубился в чащу, на ходу забрасывая болт на тетиву арбалета. Щелчок, оружие взведено. Держа руку на курке, Рут прижал арбалет к бедру. Значит, вот чего лишили меня создатели игры, сделав друидом?
Шекли обходил пригорок справа, по узкой дуге. Указав мне на срубленное дерево, воин достал меч, звякнула сталь. Я подкрался к нужной точке, стараясь не наступать на ломкие, хрупкие ветки, что трещали под ногами. Сзади ухнул филин – вздрогнув, я почувствовал, как по позвоночнику, оставляя соленый след, стекает капля пота. Активировав заклинание, я обернулся.
Около уха свистнул арбалетный болт – мне показалось, что стальной наконечник царапнул мочку. С гулким звуком он впился в высохшее дерево, из которого посыпались трухлявые опилки.
На меня двигалось что-то, что еще лет десять назад можно было назвать человеком. Высокий, худощавый, с зияющими дырами на ржавых доспехах. Одной глазницы не было, на ее месте виднелся череп с серой жидкой массой. В другой обосновали толстые, суетливые белые черви. Руки, съеденные гноем, потянулись к моему горлу.
Я отступил, пятка ударилась об дерево, что должно было служить защитой для засады. Ноги запутались, я рухнул спиной вперед, приложившись поясницей о сухие ветки. Выпустив заклинание, я попытался встать, но ладони лишь скользили по илистому пушистому мху.