Любимец принцесс (измененная версия) - 2 сезон
Шрифт:
– Я бы не стала так нелестно отзываться о моем господине, госпожа Хедзеин, - Ю заняла свое место возле Самурая.
– Я знаю его дольше, чем вы все, вместе взятые. Прошу прощения, если кого-то оскорбляю, но сейчас я не горничная, а значит, вправе говорить то, что думаю. Господин Арима ничего не знает. И он не находит себе места также, как и мы все.
– И все-таки, что могло произойти?
– не унимался Юрий.
– Да какая уже теперь разница?
– вздохнула Шарлотта.
– Знаете, Тэппей научил меня одном важному принципу - не думать, как это случилось, а решать, как со всем этим
– Значит, ты теперь не называешь его Палестинцем?
– не удержалась Сэйка.
– Только не начинай, ладно?
Резкий хлопок заставил всех вздрогнуть, и замолчать. Добившись тишины, Сильвия сделал несколько шагов вперед, и, вытащив меч из ножен, уравновесила клинок на ладони.
– Я надеялась, что это будет брачная клятва, - пробормотала она, но потом повысила голос.
– Я, Сильвия ван Хоссен, клянусь найти своего жениха, Ариму Тэппея, он же Палестинец, найти на земле, под землей, под водой, в воздухе - где бы он ни был. Найти, и вернуть домой, если только он сам этого захочет. Также клянусь все свои шаги и решения впредь согласовывать с вами, Шарлоттой Хейзерлинк, Сэйкой Хедзеин и Ю Фудзикурой. Клянусь, что отныне мы будем действовать лишь сообща. Кто со мной?
Самурай вытащил свой меч из ножен, и в точности повторил действия принцессы.
– Я, хоть и не большой друг Палестинца, но я присоединяюсь к вашей клятве, ваше высочество. Все-таки он очень хороший человек, раз вы по нему так скорбите.
– И я клянусь, - Шарлотта подняла голову, устремив взгляд куда-то вдаль.
– И я тоже, - пробормотала Сэйка.
– Если только он еще жив.
– И я, - добавила Ю.
– Жив, можете быть уверены.
*****************
“За две недели до этого. Секретная исправительная колония ОВР (Органы военной разведки в Японии)”
Сидя на узкой тюремной койке, я привалился спиной к стене, стараясь не обращать внимание на зуд, который вызывала тюремная одежда при контакте с моей кожей. В голове тупо бились строчки “Мой номер двести сорок пять, а я домой хочу опять… А раньше жил я на Таганке, учил босоту воровать…” Желудок урчал от голода, ноги мерзли, голова невыносимо чесалась. В камере было темно и мрачно, в углу валялась куча мусора, оставленная от прошлых обитателей - учебник по физике, огрызок карандаша, разбитый айфон и мешок для трупов. Если верить телепередаче “Очумелые ручки”, набора вполне хватало, чтобы соорудить ядерную бомбу. Но у меня почему-то не получилось….
За дверью - даже не дверь, а просто сплошной кусок уже знакомой мне армированной стали, подогнанный точно под проем, так что не осталось ни одной щели - послышались шаги и тихие голоса. В соседней камере кто-то постучал в стену условным сигналом, но мне было слишком хреново, чтобы отвечать. Хотелось одновременно спать, есть и сдохнуть. Такого резонанса у меня еще никогда не было.
В какой-то момент я даже задремал, но меня разбудил стук шагов, уже более четкий, чем ставшая привычной походка караула. Что-то пискнуло, и дверь внезапно отъехала в сторону, явив взору знакомую физиономию.
– Привет, Палестинец, - Токугава вошел в камеру, и один из “вертухаев”, как я их называл, тут же внес за ним стул. Генерал не спеша уселся, и с интересом посмотрел на меня.
–
– Назовите хотя бы две причины, по которым я сейчас не должен сломать вам хребет.
– Ну, первая в том, что ты со мной не справишься.
– А вторая?
– Я принес подарок. Задание выполнено, и ты получаешь особую награду, - Токугава вытащил что-то из кармана, и протянул в мою сторону. Двигаться мне было откровенно лень, да и пофигу, но я все-таки протянул руку. Подарком оказался паспорт гражданина России.
“Долбунов Алексей Леонидович, тысяча девятьсот девяносто второго года рождения, место прописки - Московская область, семейное положение - не женат…”. Внутри была вклеена моя фотография.
– Что это?
– во мне начал просыпаться интерес.
– Твоя долгожданная свобода, - генерал улыбнулся, словно дед Мороз, которому рассказали стишок о пользе суицида.
– А ты думал, мы ничего не знаем? Как ты побег планировал, как твой дед тебя от этого отговорил? Как ты на родину рвался?
– Поздно, - я положил документ рядом с собой на койку.
– Все это в прошлом. Сейчас лучше я дам вам в челюсть за все хорошее, а вы отвезете меня домой. В Токио.
Это Токугаву отнюдь не смутило.
– Тебе, наверное, интересно узнать, что твой дед самолично подписал тебе обходной листок?
– В каком смысле?
Вместо ответа раздалось шипение диктофона.
“- Я отпускаю его” - сказал голос Иссина Арима. “- Это и правду было ошибкой. Я больше не могу смотреть, как он мучается, окруженный четырьмя девушками, а еще я со своим наследством…. Если вы сделаете все так, что никто ничего не узнает - Тэппей Арима может исчезнуть из нашей жизни, как он того и хотел. Я приложу все усилия, чтобы его никто не искал, а если и будут искать, то не смогут найти”.
В моей голове начали шевелиться какие-то смутные мысли. Я был настолько бессилен, что уже не знал, чего мне хочется - вернуться в Токио, или начать новую жизнь в России. Быть рядом с двумя принцессами, или быть Палестинцем, свободным человеком? Непроизвольно мои руки взяли паспорт, и открыли его на странице о семейном положении.
“Обещаешь, что когда я вернусь, ты будешь ждать меня здесь?”
“Да”
– Значит, на том и порешили, - Токугава потер ладони, придя к выводу, что я согласен.
– Только, одна проблема имеется - ты сейчас в тюрьме, а в одном королевстве с тобой очень хотят побеседовать насчет ранения некой принцессы. Причем, не факт, что после беседы ты не угодишь в такую же камеру. Хоть ты и идиот без тормозов, Палестинец, но хотя бы человек исполнительный. Поэтому, выполнишь еще одно небольшое задание - и свободен, как ветер.
Вытянув руку, я выставил средний палец.
– Обломитесь. Я и так уже пашу на вашу контору, как трактор “Беларусь” на частной территории. Везите меня в Россию, да не забудьте хоть какую-нибудь медаль дать.
– Выполнишь задание - и мы обеспечим тебе пожизненную пенсию, плюс жительство в любом городе твоей страны, который назовешь, - продолжил генерал.
– Плюс, твоим подружкам будет представлена такая версия произошедшего, что больше они о тебе вспоминать не будут. Утешатся, на свете много всяких полоумных вроде тебя.