Любимец (Спонсоры)
Шрифт:
Когда я с упреком в голосе заявил, что гусеница С кондитерской фабрики не может знать земной географии, ползун не стал спорить, а лишь сказал:
– Тим, не отвлекайся, я хочу, чтобы ты запомнил дорогу.
– Зачем, если ты есть?
– Если меня убьют или я заболею, ты попадешь в безвыходное положение,
– сказал наставительно ползун. – Так что слушай, что тебе говорят умные люди.
– Ты – умный человек?
– Прости, я пошутил, – сказал ползун.
Он рисовал, а я понял, что мы в нашем путешествии пройдем знакомыми местами, что мы окажемся на той свалке, где я впервые встретил в подземелье
И как только я понял это, я страстно захотел заглянуть в дом Яйблочков, пройти по той улице, где я мечтал о новом ошейнике, а главное… в этом я не сразу признался самому себе, я захотел увидеть юную любимицу из соседнего дома.
Прошло больше года с тех пор, как я убежал от Яйблочков. А кажется, что прошла долгая жизнь.
В последние месяцы я и не вспоминал о доме, но когда вспомнил, у меня сжалось сердце.
Я рассеянно слушал ползуна, делая вид, что внимательно запоминаю все тропинки, и ползун почувствовал, что я витаю в облаках. Со свойственным ему занудством он заставил меня пройти по карте от землянки отца Николая до штаба ВВС, и я вынужден был трижды начинать путешествие, пока все не запомнил. Тогда ползун улегся на спину на прогретом солнцем склоне. Коготки его коротких лап торчали по обе стороны панцирного туловища. Я посчитал: три пары рук и три пары ног. Некрасиво. Брюхо желтое, полосатое, глаза прикрылись белой пленкой, как у спящей курицы. И с этим существом мне идти несколько дней по враждебной стране? И надеяться на то, что он выручит, если мне будет плохо?
– Ты о чем думаешь? – спросил я ползуна.
– Я сплю, – сказал он, – не мешай.
Я сказал ползуну, что прогуляюсь. Ползун ответил: «Осторожнее». Он всей свой шкурой чувствовал опасность. «Обойдется», – сказал я, хотя тоже чувствовал опасность. Но не хотел признаваться. Тем более себе.
Наш тайник находился под громадной кучей валежника, там скрывалась покрытая дерном землянка. Я разделся догола.
– Ты не возьмешь оружия? – спросил ползун.
– Если в городке увидят одетого человека, они будут стрелять без предупреждения. Ты же знаешь, как они нас боятся.
– Опасно без оружия, – сказал ползун.
– Жди меня в двадцать три часа, – сказал я. – Если что, искать меня не ходи.
– Не учи меня, – холодно ответил ползун и свернулся на земляном полу.
Я не люблю ходить нагишом, подобно домашнему любимцу… Перебежками, порой падая в высокую сорную траву, – порой пробегая между заросших бурьяном куч мусора, я добрался до окраины городка, чуть приукрашенного сумерками и редкими фонарями. Дальше за кустарником поднимались серые бетонные и титановые шапки укрепленной базы.
Выйдя на улицу городка, я пошел по тротуару, прижимаясь к заборам и стенам домов, пригибаясь и стараясь быть незаметным – как и положено обитателю помоек, еще не угодившему на живодерню, но готовому к такой судьбе. Я даже прихрамывал и тянул ногу.
Я шел осторожно, но уверенно. В тот сумеречный час у меня было немного шансов встретить спонсора – они не любят сумерек и скрываются от них за стальными жалюзи в своих бетонных домах. Но всегда оставалась опасность попасть на глаза милиционеру или мобильному патрулю.
Центр я миновал быстро и без приключений. Универмаг был уже
А вот и мой дом!
Господи, до чего он уродлив! Бетонный куб с узкими окнами, вокруг запущенный газон и бассейн без воды со слоем ила на дне. В окнах свет. Я не стал приближаться к двери – там поле охраны. Стоит мне подойти – поднимется звон на весь город.
Перепрыгнув через невысокую живую изгородь, я прошел газоном к окну гостиной и заглянул в него.
Гостиная – насколько условно это название! – была, как и положено, пустой и серой комнатой. С одной стороны на стене – экран. На нем показывают официальные новости и официальную развлекательную программу. С другой стороны широкая металлическая скамья, на которой бок о бок сидят спонсоры – господин и госпожа Яйблочки. Одинаковые, чешуйчатые, зеленые, массивные, вдвое превышающие человека ростом и вдесятеро силой. Их морды лишены мышц и потому не способны к мимике. Так что они кажутся статуями, статуями близнецов в кататоническом состоянии.
И это были когда-то мои господа, перед которыми я трепетал? Это были образцы мудрости? Я хотел бы улыбнуться, но не мог – ведь жалок был я, ибо мои глаза были закрыты.
Вдруг госпожа Яйблочко зашевелилась – что-то на полу привлекло ее внимание. Зеленая туша совершила медленное движение, лапа опустилась к полу. Я поднялся на цыпочки и увидел, что у ее ног стоит колыбель, и в ней, задрав ножки, блаженствует малыш. Когтистая лапа Яйблочки нежно дотронулась до головы мальчика и погладила ее, губы малыша шевельнулись, госпожа протянула ему бутылочку.
Это был я? Я – много лет назад?
Сверху донеслось легкое стрекотание. После инцидента на башне милиция демонстрировала бдительность. Можно быть уверенным, что они не прекратят полетов до ночи. Правда, им трудно нас отыскать – особенно, когда мы выступаем в обличьи домашних любимцев – ни одного металлического предмета! Так что локаторы не вычленяют нас из природы.
Но все же я не хотел рисковать – я прыгнул к кустам и залег там.
Патруль улетел. Я сидел на траве, обхватив руками колени, смотрел на узкие бойницы моего дома… Парадокс, но эти жабы и есть моя бывшая семья
– они растили меня, кормили, купали и лечили, если я болел… И госпожа Яйблочко могла испытывать ко мне материнские чувства? Как мало мы их знаем! Зачем они взяли нового малыша? Их дом им кажется пустым без человеческого присутствия?
Надо возвращаться. А то ползун будет беспокоиться.
Я обернулся ко второму дому – за живой изгородью. Я мог сколько угодно уговаривать себя, что пришел поглядеть на стены родного дома, тогда как на самом деле меня тянуло к дому соседнему. Первый раз в моей жизни эмоциональный взрыв, вырвавший меня из мира домашних любимцев, исходил из этого бетонного куба, стоявшего за густыми зарослями бурьяна. Там тоже светились бойницы, за ними тоже ползла упорядоченная жизнь.