Любимые бывшими не бывают
Шрифт:
– Все вечером. Тебе пора, – Ольга коротко целует меня в висок и скрывается в квартире, оставляя меня наедине с сонмом толпящихся в голове дурацких вопросов.
И пока мобильный заливается монотонной трелью, я разрываюсь между желанием догнать Аверину и расставить все точки над «i» и взятыми на себя обязательствами, в конечном счете выталкивающими меня на мороз.
И хоть ноги и несут меня в кабинет к Слонскому, мыслями я все еще рядом с Олей, поэтому неудивительно, что все валится из рук.
Разлетаются по полу листы ежегодного отчета,
И, в качестве завершающего штриха в картине моей рассеянности, кофейник летит на пол, заливая светло-бежевый ворс потеками черно-коричневой жидкости.
– Пожалуй, нашу встречу, действительно, стоит перенести.
Я первый раз поступаю до такой степени непрофессионально, пренебрегая заказом, и ставлю заработанную репутацию под удар, но по-другому не могу.
Евгений Аркадьевич недоверчиво морщит лоб, Инга пытается закрыть широко распахнутый от изумления рот, я же торопливо собираю бумаги и не забочусь о том, что договоры перемешиваются с платежками, а пояснительная записка остается лежать на стекле перед генеральным.
Сбросив груз с души, я улыбаюсь полубезумной шальной улыбкой и повергаю собравшихся в состояние, близкое к коме.
– Созвонимся после Рождества. Праздник все-таки.
Я выскакиваю из здания холдинга, как пробка из бутылки, и без сожалений запрыгиваю в припаркованное прямо у входа авто.
Я хочу наряжать елку с Олей, хочу выбирать для нее подарок и хочу ей об этом сказать, поэтому мчусь домой на всех парах. Подрезаю нерасторопных водителей, матерю собравшуюся у торгового центра пробку и выезжаю на встречную полосу, потому что промедление сводит меня с ума.
Я проношусь мимо испуганной Тамары Николаевны. Чудом не выламываю турникет. Мимоходом вручаю капризничающему пацану в костюме дьяволенка леденец на палочке. И ураганом врываюсь в квартиру, с третьего раза все-таки попадая ключом в замок.
– Оль, я мандарины привез! – задорно кричу я, скидывая ботинки в угол, и не допускаю и тени сомнений, что мне могут быть не рады.
– Что-то случилось? Ты должен был вернуться поздно вечером, – с тревогой в голосе произносит Оля, встречая меня в коридоре, а я понимаю, что никого нет красивее этой взволнованной девушки с голубыми глазищами на пол-лица.
Да и роднее тоже нет.
– Ничего не случилось. Просто хотел провести время с тобой.
Оставив пакеты с цитрусами и шампанским на тумбочке, я волоку голубую ель внушительных размеров в гостиную, Аверина же молча следует за мной, удивленно хлопая густыми ресницами. Она останавливается в центре зала и, глубоко вдохнув, робко зовет.
– Макс, – когда я оставляю дерево в покое и поворачиваюсь к ней, Ольга неуверенно просит, отводя взгляд: – не позволяй мне к тебе привыкать.
Пождав пальцы ног, она стоит неподвижно, обхватив себя руками за плечи. Нежная такая,
Я не умею красиво изъясняться, но именно сейчас хочется подобрать те слова, которые сотрут грустное выражение с ее изящного лица. Которые заставят ее переменить мнение и вернут веру в нас.
– Макс, я с тобой как на тяжелых антидепрессантах. И вроде должен цеплять роман Влада с дочкой генерального у меня под носом, а не трогает. Вроде должны задевать шпильки от Инги и кольцо у нее на безымянном пальце, а мне наплевать, понимаешь? Куда больше меня заботит два факта: то, что какой-то придурок въехал тебе в бампер, и то, что я совершенно не знаю, что приготовить к праздничному столу.
Запыхавшись, как после спринтерского забега, Аверина замолкает на пару секунд. Прикусывает нижнюю губу. Еще сильнее сдавливает предплечья. И приглушенным полушепотом признается.
– Я очень боюсь, что не соберу себя во второй раз, если ты уйдешь.
– Но я не хочу уходить, – я отцепляю ее руки от майки и заставляю себя обнять. Прижимаю крепко и выдыхаю прямо в макушку: – и не хочу, чтобы ты уходила.
Я не даю Оле громких обещаний, но этих простых фраз достаточно, чтобы прорвать плотину отчуждения между нами. В считанные мгновения сгорают предохранители, и становится по фиг и на брошенную рядом с диваном елку, и на не разобранный пакет с мандаринами, и на шампанское, которое нужно охладить.
Олины руки забираются мне под свитер, а я торопливо сдергиваю с нее футболку, отчетливо осознавая, что до спальни мы не доберемся. Отбрасываю в сторону джинсы и опускаю Аверину на ковер, накрывая ее собой. Застываю на миг между ее бедер и вхожу одним мощным толчком до упора, вспыхивая, как фитиль, от невесомых прикосновений тонких пальцев к лопаткам.
Это с самого начала было больше, чем секс. Это какая-то необъяснимая, животная потребность в девчонке с тугой косой и нереальными голубыми глазищами. В выгибающемся навстречу горячем теле, в острых сосках, затвердевших под моими ладонями, и в срывающемся с ее припухлых губ хриплом «Макс». Выжигающем остатки угольной пустоты и прогорклого одиночества и наполняющем существование смыслом.
Сегодня наша близость судорожная, лихорадочная. Потому что я прожженный собственник и слишком сильно хочу заменить все ее старые воспоминания новыми, а Оле слишком необходимо подтверждение исключительности нашей связи.
Кожа о кожу высекает искры, капелька пота стекает в ложбинку на грудной клетке. Возбуждение растет, копится и, в конце концов, накрывает с головой, вынуждая жадно сжимать нежные бедра. Короткие аккуратные ногти оставляют красные полосы на спине.
Но я не чувствую боли, потому что яркий спазм наслаждения затмевает все. Я заливаю солоноватой вязкой жидкостью покатый Олин живот и впиваюсь зубами в тонкую шею, прикусывая суматошно бьющуюся жилку.