Любимый цветок фараона
Шрифт:
Реза протянул через стол блокнот. Сусанна выбросила листок с каракулями, но так старательно выводила иероглифы, что те отпечатались на соседней странице.
— Сначала нагло пялишься на него в музее, потом оставляешь любовные записки,
— на губах каирца играла добрая улыбка, и кобра, если бы могла, раздула б от смеха воротник. — Где ты спрятала для него послание, а?
Палец Резы погладил корешок вырванного листа.
— В урну выбросила, — Сусанна пыталась говорить серьезно, но улыбка гостя передалась и ей. — Что там написано?
— Приходи ко мне ночью. Я тебя жду.
Реза закрыл
— Вы смеетесь надо мной, так ведь? — Сусанна пыталась разозлиться, но не могла. — Что там действительно написано?
— To и написано. А что ты писала на самом деле?
— Откуда я знаю! — Сусанна больше не смущалась под искрящимся смехом взглядом каирца, а открыто улыбалась в ответ. — Я просто скопировала понравившиеся рисунки с папируса.
— Так не надо ни говорить, ни писать на языке, которого не знаешь. Это может плохо закончиться.
Теперь серьезность его лица передалась и ей.
— Хорошо, больше не буду. Я вообще могу молчать.
Уж кто и говорит здесь, так это вы сами, мистер Атертон! И любая в этой ситуации порадовалась бы вашему молчанию!
— Меня твой английский нисколько не смущает, — Реза потянулся к лепешкам. — Надеюсь, и ты понимаешь, что я тебе говорю.
Сусанна кивнула. Ага, но не до конца. Понять, что вы имеете в виду, сэр, практически невозможно!
— А вы сколько языков знаете? — спросила Сусанна, проигнорировав внутренний голос. — Кроме английского и арабского, конечно!
— Французский и египетский. Последний лучше всех, потому что это мой первый язык.
— Как первый? — она опять запуталась в его речах! И, наверное, в глазах отразился испуг.
— Сусанна, не смотри на меня так, словно я ожившая мумия, — Реза снял корону с платком и отошел к кровати, чтобы вернуть их в сумку. — Ешь уже! Оттого, что ты не можешь произнести название, вкус не меняется. Сверни лепешку, обмакни в сметану и ешь. А я разолью каркаде, — Реза достал из второй сумки термос со стаканами и вернулся к столу. — С огня лепешки бесспорно вкуснее, но мать постаралась упаковать их как можно лучше. А чай, — Реза сделал глоток, — опять пересластила… Эта женщина неисправима!
— Это готовила ваша мать? — Сусанна даже не поняла, к чему задала вопрос. Наверное, к мысли о жене. Она глядела на три кольца на различных пальцах и не могла решить, которое из них обручальное.
— А ты думала, я сам? — Реза свернул для себя лепешку и обмакнул в сметану. — Я в это время выслушивал, что она думает о моем вчерашнем поведении.
Сусанна чуть не подавилась лепешкой. Он рассказал матери про нее!
— Меня ждали к ужину. Я не позвонил. Притащился домой в первом часу ночи в порванной рубашке и утром заявил, что не собираюсь оставаться на завтрак. И да, самое ужасное, я отказался взять на завтрак то, что осталось с ужина, и заставил разогревать покупные замороженные лепешки. Будь я женщиной, наверное, тоже бы злился. Но я мужчина и, признаюсь, не жалею, что провел вечер с тобой, а не с матерью.
Сусанна все еще не могла пошевелить челюстями, хотя и понимала, что толстый кусок лепешки оттопыривает щеку. Где в это время была его жена?
— У меня осталось с тобой пять вечеров. Всего пять вечеров. Надеюсь, до следующего утра мать переварит
Кресло под Сусанной вновь превратилось в камень: это что он ей только что сказал? Какое утро с ним? Что он надумал? Ведь даже подарок не принес — почему же такой уверенный, что она прыгнет к нему в постель, да еще под носом у матери? Это уже сюрр какой-то с чистым арабским акцентом…
И она попыталась заесть тревогу. Пока они в гостинице, его бояться нечего. И сейчас, прожевав, она выпроводит нахала из номера и вернется к роману. Да, так и будет! Только бы дожевать лепешку, проглотить и не подавиться. А Реза уже справился со своей и промокнул жирные пальцы о салфетку.
— Мне очень понравились русские блины, но арабские не хуже, так ведь? — он протянул Сусанне стакан. — Хоть и полуфабрикат. Запей. Какими только словами не называла меня эта женщина. Но я уверен, что вчерашний ужин ты бы есть отказалась, пусть он и домашний. Арабские женщины думают, что для мужчины главное — еда, но это не совсем так. Впрочем, я не арабский мужчина.
Лепешка из слоеного теста, утонувшая в масле, мягкая внутри и с хрустящими верхними слоями не покупала больше ее улыбки. Нет, русские блины лучше. Как и русские мужчины. Их хоть понимаешь с полуслова. Да и с арабскими английского происхождения все ясно. Я прекрасно поняла ваше желание, мистер Атертон, но не собираюсь его выполнять. Только как достучаться до вас, чтобы вы не тратили на меня время и все эти пять вечеров провели в обществе Сельмы?!
— А вот это точно тебе понравится, — Реза развернул новую салфетку, явив аккуратные кусочки желе с орешками, непонятно чем обсыпанные. — Я больше люблю с лепестками роз, а брат предпочитает шафран. Я у него из-под носа стащил оба на случай, если у нас с тобой не совпадают вкусы.
Мать, брат, кошка, о которой говорила Сельма, а жена? Где жена и дети, которые по арабским меркам давно должны у вас быть, мистер Атертон?! Но как задать подобный вопрос с полным ртом? Он молча отправил в него кусок с розами. От сладости она должна растаять? Не выйдет! О жене вы сейчас явно не думаете…
— Лукум из сока граната я люблю больше всего. Пожалуй, это единственная стряпня матери, когда я не отказываюсь от добавки.
И он заткнул ее новым куском, с которого на губы посыпались цветные иголочки — неужто шафран так выглядит?! Да плевать, что это! Главное, его пальцы встряхивают крошки с ее губ. Какое счастье, что между ними стол! Но и он для него не помеха — завладел ее руками и принялся втирать в кожу масло от лепешек.
Суслик, ну скажи ему что-нибудь! Ты уже прожевала свой лукум! Почему ты молчишь? А потому что на пальце, как в сказке, появилось кольцо. Никакого "ока Гора". Простой золотой обруч со вставками лазурного цвета.
— У тебя очень тонкие пальцы.
Реза продолжал наглаживать их, и Сусанна уставилась на ногти, чтобы удостовериться, что сквозь светлый лак не просвечивает грязь. И чтобы не поднимать глаз. На дарителя!
— Другого кольца в твоем размере у меня не оказалось.
"Око Гора", которое она не сняла даже в душе, камнем оттягивало шею, и она уже изучала свое ни к месту глубокое декольте, а дома сарафан казался таким скромным…