Любишь кататься - умей и кувыркаться

Мазуркевич Наталья

– Это плохо?

– Это отлично. Люблю, когда мы опережаем этих глупых магов, – рассмеялась Коха. – Люблю с ними играть. И ты, судя по кое-каким моментам, тоже.

Я покраснела, как будто Коха могла видеть, как я торгуюсь с Альтаром, как грузы бутерброды в беседке. Как катаюсь на люстре. Пусть и вынуждено, но это приносило мне радость. Пакостить в меру сил и возможностей, оставаясь зеленной и пушистой.

– Значит, я не ошиблась?

– Нет, вы правы, ваше…

– Мы не любим титулов, тем более в семье.

– В семье?

– Вания признала тебя, и это ее право. Никто не станет оспаривать, что в нашем роду появилась

новая достойная дочь. Более чем достойная, – подмигнула она мне, – которая не только обманула глупых магов, но еще и сам разобралась в ситуации. Я горжусь тобой, и Вания тоже. Если потребуется поддержка семьи – мы ее окажем.

– И не отдадите на опыты? – меня передернуло от собственных слов.

– Мы – болотники! Мы своих не отдаем! Никому и никогда!

И пусть в ее словах было слишком много пафоса, я чувствовала, что он был уместен. По ее голосу, по теплу в зеленых глазах, по тому насмешливо-доброму состоянию, что было между моими будущими сокурсниками, по чумазым детям, которые радовались и смеялись – по всему тому, что позволяет понять, ты здесь любим, несмотря ни на что.

Глава 6. Перекусочная, или о пользе правильного питания

Мы долго бегали по лесу,

Искали чистые кусты,

Но эти гадкие пельмени

Везде оставили хвосты!

Никогда не просыпайте пары! Эту простую истинную я уяснила в первый же день, когда швырнув подушку в будильник, выключила его с первой попытки. Вита, которая должна была въехать только следующим днем, еще отсутствовала, и растолкать меня было просто некому.

Я сладко потягивалась в кроватке, досматривая энный сон про большую и чистую, а по коридору неслось стадо мамонтов. Жалобно скрипели половицы, и их стоны доносились до моего сонного сознания волнами колыбельной. И только отборный русский мат смог достучаться до грезившего наяву мозга кикиморы.

Кто-то ругался. Ругался так искренне и самозабвенно, что я поняла: дело нечисто. Потянувшись, с полуприкрытыми глазами (я не хотела выбираться из сладкого плена), поправив пижаму, я выглянула в коридор.

Посреди прохода, зацепившись шнурками за едва виднеющийся гвоздь, стоял простой русский парень в рубашке застегнутой впопыхах, джинсах и кедах на босу ногу. Рядом с ним, опустившись на колени и разглядывая преступный объект, находилась девушка с рыжими, непричесанными волосами. На душе стало легче. Если моим вихрам оправдание было, чужим проколам пакостное сердечко болотницы радовалось, как собственным успехам.

Позевывая, я подошла к рыжей службе спасения и помогла отцепить застрявший шнурок от выскочки гвоздя.

– Спасибо, – бросила мне девчонка, спешно поднимаясь. – Ник, побежали, а то на пары опоздаем.

– Опоздаем? – сонный мозг подозрительно зашевелился. – А сколько сейчас?

– Без трех минут девять, – быстро сообщил парень, взглянув на часы. Наручные, как у нормальных людей.

Я не стала ругаться и проклинать свой долгий сон. Я бросилась одеваться. Хорошо еще, что природная лень заставила не убирать предыдущим вечером одежку, и брюки с туникой висели на спинке кровати, готовые к подвигам на мое благо.

Другое приятное обстоятельство состояло в том, что после вчерашней вылазки, когда мы с другими болотниками изучали архитектуру академки, я весьма сносно ориентировалась в переходах-коридорах-тупиках, чтобы не терять много времени на поиск нужной мне аудитории.

Как и положено, в первый день учебы, первая лекция была общей и проходила в печально известной

сто тринадцатой аудитории.

Скрипнув дверью, я, прикрываясь колонной, проскочила к заседавшим на галерке болотникам. Джейс, тот, что с красной полоской, быстро подвинулся, уступая мне место с краю. Вита толкнула мне чистую тетрадь и заточенный карандаш. Перьями болотники принципиально не писали. Впрочем, они и на парах не писали, полагаясь на записи информационных кристаллов, которые они таскали с собой под видом украшений. А для рисования удобнее было использовать карандаши, нежели перья. Так что – выбор очевиден.

– Я много пропустила?

– Препода зовут Ганс Ройтен, ему тридцать семь, не женат, болотников не любит, говорит, что больше двойки не поставит, – хмыкнул Трейс, брат Джейса, который любил потягивать себя за мочку уха.

– Невелика потеря, – шепотом откликнулась Вита, вырисовывающая растительный орнамент на полях.

– На галерке, хотите встать на мое место? – окликнул нас преподаватель.

Я сделала вид, что увлеченно что-то пишу. Да уж, издержки воспитания. Остальные болотники радостно закивали и поднялись, готовые идти к кафедре. Бедный препод сник.

– Соблюдайте тишину! – рявкнул он в ответ на начавшиеся волнения в аудитории. – Записываем, предметом исследования теории пространственных перемещений, является…

Аудитория зашуршала перьями. Я с сожалением глянула на карандаш, припоминая, что местной грамоте еще не обучена и начала проявлять солидарность. Орнамент на полях моей тетради мало походил на растительный рай, скорее – на ад флориста. Но, не дал бог изобразительного таланта, так что теперь – не рисовать вовсе?!

Я придерживалась диаметрально противоположного мнения, а потому усердно мазюкала на полях поникшие цветочки, изредка, ради разнообразия, разбавляя крестиками. Увы, дожив до своих семнадцати лет, лучше всего я умела рисовать гробы и кладбище. Так уж сложилось, плюсики обрастали черточками и сливались в самые настоящие крестики. А добавить пару черт, изображая деревянный… Да уж, нет чтобы принцесс рисовать, но эти благие девы получались у меня уж слишком блаженными и волоокими, с разными степенями косоглазая и кривизны ног.

Предвкушающее поскрипывание сидений могло выдавать две вещи: конец пары, что было бы слишком жирно для адептов, либо демонстрацию. Оторвавшись от вынужденного рисования, я взглянула на подиум с кафедрой.

Там, стоя на самом краю, преподаватель увлеченно речитативил. Первые ряды с упоением конспектировали его выпендреж, а задние сели поудобнее, ожидая шоу.

Вита выругалась и быстро захлопнула тетрадь, скрывая свои художества от взглядов посторонних. Я решила, что лучше последовать примеру более опытной коллеги, и закрыла тетрадку, придавая лицу мечтательнейшее выражение. Джейс и Трейс извлекли из-под парты заготовки морского боя и принялись делать вид, что с упоением играют.

Высунувшаяся у них за спинами рука, по манжете рубашки которой легко узнавалась конечность преподавателя, рванула листки с заготовками и исчезла, как и появилась. Мы с ребятами переглянулись, ожидая продолжения.

– Итак, я продемонстрировал вам простейший пример работы с пространством, – громко, чтобы даже мы на галерке слышали, сказал Ганс Ройтен, заглядывая в листики. Лицо его скривилось, как будто фабрика по производству лимонного сока работала у него прямо во рту.

– Я там кое-что написал, – шепотом пояснил Джейс. – Не думаю, что он зачитывать станет.