Любить монстра
Шрифт:
— И что? — не понимаю я.
— Это мой отец, котёнок. Настоящий, — с гордостью говорит он. — Сегодня «моя» перепила, — говорит он, упоминая о своей матери, которую уже давно такой не считал, — и призналась мне кто мой отец. Назвала его насильником, бандитом, и что его портреты на каждой стене города!
— Кто такой насильник и бандит? — уточняю, в тот момент не понимая, что это означает. Думала это профессия какая-то, как у моего отца — строителя.
— Неважно, — отрезает Ник. — Самое главное, что у меня есть отец! Он жив и сейчас живёт
— Ник, папа говорил, что по мне плачет прут, — со слезами на глазах, сообщаю я. — Из-за тебя, я не пришла вовремя и теперь мне попадёт!
— Не попадёт! Я не позволю тебя бить! — сразу сердится он, и его взгляд меняется.
— И что мне теперь делать? Мама, наверное, его уже разбудила, и они ищут меня! — продолжаю. — Не нужно было мне идти с тобой. Может мама права, что у нас с тобой не может быть дружбы? За одну неделю, уже трижды из-за тебя попало! — злюсь, не разделяя его радости от находки.
— Котёнок…ты что такое говоришь? Я поговорю с твоим отцом, скажу, что я виноват! — сразу вступается он, взяв меня за руку. — И что это тебе твоя мама там наговорила? — уточняет, рассердившись.
— Она сказала: что мне надо ещё в куклы играть, а тебе пора на свидания ходить! — объясняю, потому что всегда была с ним честна.
— Вот вырастешь, и будем вместе на свидания ходить, — отвечает он, уводя меня из этого мрака. — Будешь моей женой, — говорит, а я хихикаю.
Я не воспринимала тогда его в серьёз, и те слова, которые он часто говорил мне «Будешь моей…», пропускала мимо ушей. Меня не волновало, что он там думал, или планировал, хотя он часто мне рассказывал, что мечтает стать важны человеком, что у него будет всё, и я останусь с ним. Навсегда.
Я забывала об этом уже на второй день, потому что мне было девять и все мои мысли были о другом: куклы, сладости, гуляние и чтобы мама с папой не кричали.
Но в тот день всё изменилось. Мне пришлось повзрослеть, и посмотреть на мир совсем по-другому…
Мы вернулись к нашему дому, через полчаса, и нас встретили сирены, крики и пыль. Вся наша пятиэтажка была покрыта гарью и дымом. Окон не было, и стены уже были не такие как раньше, а с трещинами, облезшие, местами даже виднелись одни провалы. Рядом суетилось много людей, машины скорой помощи, милиция, пожарники. Вокруг лежало стекло, остатки домашней мебели. Было трудно дышать, и очень страшно на это смотреть.
Я смутно помню те события дня, но точно знаю, что слышала причину трагедии. Был взрыв, после которого в нашей пятиэтажке, не осталось почти никого в живых. Моих родителей не стало, матери Никона тоже…
А после была получасовая суета, во время которой, нас увидела соседка из дома напротив.
Меня и Никона привезли в участок полиции,
— Что с нами будет? — спросил Никон у полицейского, который расспрашивал наши фамилии и имена, чтобы найти родственников.
То, что ответил тогда ему служитель закона, затронуло до боли моё детское сердечко:
— Её удочерят какие-нибудь хорошие люди. А ты уж прости, не в том возрасте! Тем более уже стоишь у нас на учёте. Таких, как ты не усыновляют, а наоборот избавляются. Тебе один путь — в интернат, для малолетних бандитов!
В ту ночь, нас силой оторвали друг от друга…
Я плакала несколько дней и не могла успокоиться. А когда всё же пришла в себя, подолгу вспоминала красивую улыбку с ямочками и серьёзный взгляд глаз, цвета серебра… Я росла с этим, постепенно забывала и уже даже не надеялась на встречу, но, спустя шесть лет, увидела его вновь…
Мне тогда было уже пятнадцать. Моя тётя, которая оставалась единственным моим родственником со стороны отца, приняла меня в свою семью, не смотря на то, что уже имела дочь, моего возраста. Галина, была доброй, понимающей женщиной, возила меня в мой родной город, каждый год, в день смерти родителей, и оставляла на кладбище одну на некоторое время, чтобы я могла побыть со своей семьёй в одиночестве.
В тот день, я стояла над могилками родителей уже около часа. Холодный ветер трепал мои короткие, каштановые волосы, слёзы растекались по щекам, а я ничего не чувствовала, полностью закрывшись сама в себе. Именно тогда я и услышала у себя за спиной голос: грубый, мужской баритон, с некой хрипотцой. Чужой.
— Котёнок, продрогнешь и простудишься, — говорит, и я резко оборачиваюсь.
Вижу мужчину, взрослого, метров два ростом, с густой чёрной бородой, красивым смуглым оттенком кожи и в очках авиаторах. На нем чёрные джинсы и кожаная куртка, в руках огромный букет роз, который он оставляет на могилке моей матери.
Застыв, смотрю на него с открытым ртом, растерявшись. А он, разглядывает меня в ответ несколько секунд, после чего снимает свои очки и дарит легкую улыбку, которая задела тогда в моём сердце некую неизведанную мне струну. Поменяла мрак на счастье! Подарила надежду, мечты…ненадолго!
После чего, он подходит ко мне вплотную, разглядывает некоторое время с высоты своего огромного роста, а затем легонько прикасается к щеке подушечками пальцев. Ведёт вдоль скулы, затрагивает подбородок, одновременно заглядывая мне в самую душу, своим пронзающим насквозь серебром.
— Не бойся, — шепчет, — я рядом с тобой всегда. Я скоро приду за тобой, уже недолго осталось ждать. Будешь моей…
А потом явилась моя тётка, прервав нас, и он ушёл, так и не договорив, что хотел.