Любит-не любит
Шрифт:
«Нет, это никуда не годится, – думала Тина, любуясь поздним вечером своей спящей дочкой, которой от роду было уже целых четыре дня. – Я бы ужасно скучала по ней, если бы не могла видеть ежеминутно. И потом, вдруг медсестра окажется недостаточно внимательная. Уснет ночью или с подругой по телефону заболтается, а с каким-нибудь малышом что-нибудь случится. А у меня она на виду все время».
Глаза слипались, но Тина все смотрела и смотрела на свою Вероничку. Носик – фамильный, чуть курносый, волосики совсем светлые,
Тина взглянула на настенные часы и вздохнула: пора спать, она и так слишком засиделась. Скоро ее выпишут, и тогда придется рассчитывать на собственные силы. А пока она находится на попечении врачей и медсестер, надо постараться отдохнуть про запас. Если такое, конечно, возможно.
Сказано, точнее, подумано – сделано.
Тина осторожно, чтобы не разбудить, поцеловала дочку в лобик, поудобнее улеглась на кровати и закрыла глаза. Она не заметила, как заснула, потому что, когда открыла глаза, часы показывали половину четвертого. Что-то явно ее разбудило, но что?
Прежде всего она, естественно, посмотрела в сторону детской кроватки. Вероничка крепко спала. И тут Тина услышала приглушенный детский плач. Со всхлипами, донельзя жалобный, берущий за душу.
– Да что они там, заснули все, что ли? – пробормотала она и, накинув халат, вышла из палаты.
Плач доносился с той половины коридора, где роженицы и младенцы лежали отдельно.
– Ну, что я говорила, – недовольно произнесла Тина. – Ребеночек надрывается, а никому до него и дела нет. Небось что-нибудь отмечают, чей-нибудь день рождения. Ну я им сейчас покажу!
Даже возле их палат медсестры на посту не наблюдалось. Горела настольная лампа, под ней лежала распластанной потрепанная книжка в мягкой обложке, судя по изображениям пуль на колонтитуле, крутой детектив. А ведь сегодня ночью дежурила Светочка, которую Тина считала девушкой ответственной и серьезной.
– Вот и верь после этого заверениям руководства клиники, что они сделают все возможное и даже сверх того, если возникнет такая необходимость…
Продолжая шепотом выражать свое возмущение, Тина открыла дверь в другую половину коридора и нос к носу столкнулась с запыхавшейся Светочкой.
– Ой, простите! – приглушенно воскликнула медсестра, поправляя марлевую повязку на лице. – А что это вы не спите, Валентина Михайловна?
– Уснешь тут у вас, когда младенцы надрываются, а вас носит неизвестно где, – проворчала Тина.
Светочка смутилась, но тут же перешла в нападение:
– Напрасно вы такое про нас говорите, Валентина Михайловна. Я как раз из того
– Ну и почему же у вас не получилось? – строго спросила Тина. В ней проснулся материнский инстинкт, а вместе с ним и потребность защищать новорожденных детей, всех без исключения.
– Да как тут успокоишь. Они хоть и нескольких дней от рождения, а все понимают, точнее, чувствуют.
– Что чувствуют? – спросила Тина уже на полтона ниже.
– Когда их бросают.
– Как бросают? – ахнула Тина и сползла в стоящее у стены кресло.
– Да так: пишут заявление и идут на все четыре стороны, свободные как ветер, – пояснила Светочка.
– А почему?
– Ну, у всех у них, наверное, на то свои причины находятся. Только я бы таких мамаш душила собственными руками, – решительно произнесла молоденькая медсестра, и стало ясно, что ее будущим детям не грозит опасность появиться на свет ненужными.
– А эта что сказала?
– Да она особо не распространялась. Только по всему видно, что ребенок для нее только обуза. Помеха в личной жизни, – сказала Светочка. – Хорошо хоть до срока доносила.
– Чего ж тут хорошего? Такой кроха, а уже один-одинешенек на всем белом свете.
Тина вздохнула. Она не понимала, как ребенок может быть помехой в личной жизни, когда он и есть огромная составляющая этой самой жизни. Но кто-то, как выяснилось, думал иначе.
На душе сразу стало так горько, что захотелось в противовес сказать или сделать что-нибудь хорошее, стоящее. Чтобы не тонуть в беспросветности, грозившей поглотить Тину, которая вдруг задумалась о своей участи матери-одиночки.
– Слушай, Светуля, а ты принеси его мне, а? Вдруг он у меня успокоится? – предложила Тина.
– Да вы что, не положено. Знаете, как ругаться будут, если известно станет! Еще до главного дойдет, тогда и с работы вылететь можно.
– Да кто ж главному расскажет-то? – резонно возразила Тина. – А так он никому спать не дает и сам мучается. Ну, давай, неси малыша!
Светочка с пару минут прислушивалась к горестным стенаниям за дверью, потом посмотрела на раскрытый детектив в пятне желтоватого света на столе.
– Ну, это не мне одной решать. Пойду посоветуюсь, – неуверенно сказала медсестра.
Вернулась она, неся конверт, из которого торчали судорожно сжатые кулачки и крохотная головка с темным пушком вместо волос.
– Идите к себе в палату, Валентина Михайловна, – шепотом произнесла Светочка. – Я за вами.
В палате Тина уселась на кровать, а медсестра положила ей на руки младенца, уставшего от крика, но продолжающего громко и огорченно всхлипывать.
– Бедненький ты мой, – прошептала Тина, разглядывая красненькое от натуги личико.