Любить всем сердцем

Солсбери Дж. Б.

Он молчит слишком долго.

— Дэйв!

— Послушай, Джесси. — Он тяжело вздыхает. — Сколько стоит твоя карьера? Это твой единственный шанс сохранить все, ради чего ты так упорно трудился.

Чудовище внутри отрыгивает и гнев пузырится у меня в горле.

— Я гребаный рок-Бог. Мне не нужны ни ты, ни группа. Я мог бы выйти из этого дерьмового дома прямо сейчас и вернуться в топ-10 через неделю!

— Вот тут ты ошибаешься. Ты безработный. У тебя нет ни группы, ни лейбла, и если ты будешь бороться с этим каждый лейбл

от Лос-Анджелеса до Нью-Йорка отвернется от тебя.

— Нет, если хотят делать на мне деньги!

— Ты хоть представляешь сколько денег «Аренфилд Рекордз» потерял из-за тебя за последний год? Отменял шоу, потому что тебя отправили на реабилитацию, все студийные часы, которые они забронировали и оплатили, но ты так и не появился? Не говоря уже о том, что последний альбом провалился!

Рука, сжимающая телефон, дрожит, и я борюсь с желанием швырнуть аппарат в ближайшую стену.

— Это твой единственный выход. Прими это или уходи, но знай, что если уйдешь, все будет кончено.

Я тру глаза и стону. Как, черт возьми, я потерял контроль над своей жизнью?

БЕТАНИ

— Блины и бекон. — Я ставлю тарелки на стол перед тремя мужчинами, которые выглядят так, словно заглянули после того, как побывали в баре. — Могу я предложить вам что-нибудь еще?

Когда они уверяют, что все в порядке, я проверяю другие столы. Пятничные вечера в «Пирогах и блинах» гораздо оживленнее, чем можно было бы подумать. Мы не подаем алкоголь, но подаем то, чего, кажется, жаждет каждый, кто выпил.

Много углеводов.

— Прошу прощения? — Мужчина в джинсах и футболке макает салфетку в стакан с водой. — Можно мне еще сиропа? Я пролил на себя. — Он подносит влажную салфетку к паху и энергично трет пятно.

Быстрый взгляд на него возвращает меня в сегодняшнее утро, когда я вошла в комнату к Джесси.

— Конечно! — пищу я, разворачиваюсь и бегу на кухню.

Со звуком шипящего мяса на сковороде и запахом сладкого теста в воздухе, я пытаюсь забыть образ того, чем Джесси Ли занимался в постели своего брата. Забавно, но попытка забыть увиденное ещё больше заставляет меня об этом думать. Почему мы не можем увидеть то, что хотим узреть? Почему у нас нет какой-то кнопки удаления, чтобы полностью вычеркнуть изображение из нашей памяти? У меня есть список вещей, которые я хотела бы стереть из своего банка памяти.

Я наполняю еще один маленький кувшинчик сиропом, а затем передаю его парню, который, слава богу, перестал очищать себя.

Но ущерб уже нанесен, и я снова и снова прокручиваю в голове татуированную руку Джесси, спрятанную под простыней, его напряженные мышцы, подбородок, запрокинутый назад...

— Нет!

Мужчина смотрит на меня, явно сбитый с толку.

— Нет, э-э... никаких проблем.

Мне нужно избавиться от этого. Если бы я могла рассказать Эшли о том, что видела, мне бы стало лучше — никто не может нормализовать сексуальные

вещи так, как она — но это проклятое соглашение о неразглашении означает, что я должна справиться с этим самостоятельно. Одна.

Нужно двигаться дальше. Подумать о чем-нибудь другом. Занять себя чем-нибудь, и в конце концов я забуду, что видела, как Джесси Ли занимался сексом сам с собой. Конечно. Определенно это то, что женщина могла бы забыть.

Я хватаю коробку с сахарными пакетиками из хранилища и наполняю формочки в попытке забыть или, по крайней мере, игнорировать свои воспоминания.

— Бетани, у тебя новый столик, — окликает меня хозяйка Минди, направляясь в туалет для сотрудников. — Прикроешь меня? Мне нужно в туалет.

Я ставлю коробку с сахаром, беру блокнот и ручку, чтобы принять заказ у пары, сидящей в моей секции. Мои ноги отказываются двигаться, когда я вижу, кто эта пара.

Уайт и Сюзетта.

Ладно, успокойся. Дыши.

Заставляю себя расслабиться и направляюсь к их столику.

— Добрый вечер, добро пожаловать в... О, Уайт? Это ты?

Я мысленно съеживаюсь.

Это ты? Мы встречались почти год, как будто я могла забыть, как он выглядит? Очень умно, Бетани.

— Э-э... да. — Кажется, он удивлен, увидев меня. — Привет, Бэт.

Мне никогда не нравилось, когда меня называли Бэт, но почему-то Уайт произносит это имя как королевское.

— Ты вернулся с Гавайев?

Он хмурится.

— Как ты узнала, что я был на Гавайях?

Слегка приоткрываю рот, пытаясь придумать оправдание, не смахивающее на преследование. Я небрежно пожимаю плечами.

— Ты написал в Instagram и я увидела у себя в ленте. — Вот так. Это не преследование.

— А, понятно. — Между нами повисает неловкое молчание. — Не знал, что ты сегодня будешь работать.

— Я работаю каждую вторую пятницу и субботу по очереди, так что у меня есть один выходной в неделю. — Плотно сжимаю губы, чтобы не болтать о вещах, которые ему, вероятно, безразличны.

— Ясно, я, э-э... не видел твою машину снаружи.

— Эм, ну да, моя машина? Это э-э... О! Наш пирог недели — ореховая карамель, твой любимый, — торопливо выпаливаю я, надеясь отвлечь внимание от моей машины и того, что с ней случилось.

Чувствую, как от смущения румянец ползет вверх по шее.

— Сегодня никакого пирога. — Его рука лежит на плече Сюзетты. Мой взгляд задерживается на его большом пальце, нежно ласкающем обнаженную кожу на ее бицепсе.

— Ты помнишь Сюзетту, — говорит он.

— Да, привет.

Она красивая: длинные черные волосы, экзотические миндалевидные глаза, пухлые губы, постоянно надутые, и из соцсетей я знаю, что у нее тело модели купальников. Может она и есть модель купальников, хотя думаю, что она бы включила это в свою биографию.

— Рада снова тебя видеть.