Любитель истории
Шрифт:
– Не помню. – Желудин стал мучительно вспоминать, где он был вечером тринадцатого. Кажется, это был четверг… нет, скорее, пятница.
– А вы вспомните. Это важно, можно даже сказать, очень важно!
– Вспомнил! – с облегчением произнес он. – Дома был. Да, точно, дома сидел, работал.
– Свидетели есть? Кто может подтвердить, что вы были дома?
– Есть один свидетель. Но он вряд ли вас устроит. Это кот по имени Пукс.
– Кот по имени Пукс? – зловеще переспросил следователь. – Я так понимаю, что других свидетелей нет?
– Других, к сожалению,
– Это, я вам доложу, очень плохо. И сейчас вам будет не до шуток! Как насчет добровольного признания?
– Какого признания? Вы что, серьезно?
– Серьезнее некуда! Значит, добровольно признаваться не хотите! Ну что же, дело хозяйское! Каждый, как говорится, сам кузнец своего счастья. Давайте посмотрим запись камеры наружного наблюдения, которая висит перед входом в этот самый «Трюм»! – Егоров развернул монитор компьютера так, чтобы Желудину было видно происходящее на экране, и сделал приглашающий жест рукой.
Тот увидел небольшие группки молодежи по двое, по трое, проходящие куда-то мимо охранника, верзилы в камуфляжной форме и берете. Потом возникла фигура здорового бородатого мужика в сопровождении двух молоденьких девиц. В нем Желудин с изумлением узнал себя. Видимо, он что-то стал обсуждать с охранником. Звука не было. Потом тот стал толкать его в грудь. В этот момент запись остановилась.
– Это кто? – показывая пальцем на верзилу, поинтересовался Желудин.
– Охранник из ЧОПа под названием «Свояки». У них с «Трюмом» договор.
– Хорошее название. Свояки-бурундуки, – задумчиво прокомментировал Желудин.
– Да, неплохое, – согласился следователь. – И рифмуется хорошо.
– А бородатый?
– А бородатый – это вы, – ласково улыбнувшись, ответил Егоров, наслаждаясь возникшей паузой.
– Это не я! – собравшись с духом, твердо отчеканил Желудин. – А человек, отдаленно напоминающий меня по внешнему виду. Да и плаща такого у меня сроду не было! Я не герой боевика! И такую одежду не ношу!
– Никто и не говорит, что вы боевик. Терроризм – это совсем другая статья.
– Какой еще терроризм?! Я сказал, герой боевика, а не боевик! Это же разные вещи! – решил на всякий случай пояснить Желудин. Мало этой глупости, еще и терроризм прилепят. Похоже, что издевается, гаденыш эдакий!
– Конечно, разные, – снова охотно согласился следователь.
– А где граната, которой я будто бы пугал охранника? – Неожиданно в голову Желудина пришла мысль поинтересоваться этим обстоятельством. – И на записи ее нет.
Тень легкого недовольства промелькнула по лицу Егорова:
– Гранату ищем, и я уверен, найдем в ближайшее время. Не сомневайтесь!
«Кто бы сомневался…» – подумал Желудин и, четко выговаривая каждое слово, произнес:
– Я никогда там не был, а уж тем более не пытался взорвать какую-то мифическую гранату! Вы сами-то верите во всю эту чушь?
– Это неважно, верю я или не верю! Здесь вопросы задаю я, так уж получилось! А отвечать должны вы! Я ясно выражаюсь?! – окрысился следователь.
Желудину захотелось дать понять этому обалдую следователю, что он не какой-нибудь
– Нет, это не я! Явная подстава! – произнес он в недоумении и для пущей убедительности развел руками.
Следователя немного разочаровал ответ Желудина.
– Все так говорят. Ну, предположим, что это не вы, – согласился он добродушно. – Я и не настаиваю.
«Лавры Порфирия Петровича покоя не дают…» – подумал презрительно Желудин.
– Но вас признал на записи охранник клуба. Как это объяснить? – продолжил Егоров.
– Егоров Лев Сергеевич? – уточнил Желудин и увидел: то, что он запомнил фамилию, имя и отчество свидетеля, не понравилось следователю.
Тот лишь утвердительно кивнул в ответ головой.
– Ошибся, всякое бывает, может в голову вступило или после пьянки. Вы же знаете, какую туда публику набирают? – И Желудин снова внимательно проследил за его реакцией. Тому это снова не понравилось.
– Бывает, все бывает… Поэтому и проведем очную ставку. Если не вы на пленке, то и бояться нечего! – Егоров демонстративно выключил диктофон.
– Я и не боюсь.
– Вот и хорошо, – откликнулся следователь. – А то многие сразу обсираются.
Последний глагол резко выбивался из общей тональности разговора. Специально. Мол, могу и эдак.
– Идите за мной, – предложил Егоров.
«Ишь как подготовились! А ведь время-то позднее…» – отметил Желудин и вспомнил, как в американских боевиках часто свидетель через зеркальное стекло опознает убийцу.
Здесь все было попроще. Его проводили в обшарпанную комнату, где на стульях с овальными железными инвентарными бирками по бокам уже сидели какие-то небритые алкаши. Желудина посадили где-то посередине. От соседей нестерпимо несло мочой. В углу жались две сомнительного вида тетки, исполнявшие роль понятых. Затем ввели какого-то туповатого верзилу, очень напоминавшего внешним видом следователя. На вопрос последнего – вы узнаете среди присутствующих человека, угрожавшего вам гранатой у клуба, – тот сразу же ткнул в Желудина пальцем, произнеся с ненавистью:
– Ну что, попался, гад?!
– Точно? – поинтересовался у него следователь.
– Как родную маму! – ответил ему верзила.
«Шоу на костях продолжается…» – подумал с беспокойством Желудин.
– Всем спасибо! – поблагодарил присутствующих следователь.
– Кине конец! – не удержался Желудин и поймал на себе осуждающий взгляд Егорова-следователя.
– Куда теперь, гражданин начальник? – спросил он, подумав: «Отец сидел при коммунистах, теперь моя очередь настала. Нельзя нарушать семейную традицию…»