Люблю… P.S Вечно твой. Часть первая
Шрифт:
Но на этот случай есть мудрая старинная русская пословица: взялся за гуж, не говори, что не дюж. И в данном случае это изречение старорусских мудрецов как нельзя к месту. Дело в том, что хоть и многое уже произошло с момента нашей первой встречи с читателем, и немало мы уже успели увидеть, понять, прочувствовать, но все рассказанное и увиденное нами – это лишь начало той истории, которую мы взялись поведать до конца. И как бы не хотел ленивый автор поставить точку, оставив за семью печатями дальнейшее развитие событий, как бы не пытался он ввести в заблуждение доверчивых читателей, что на этом и сказке конец, но долг приказывает ему продолжать уже начатое дело. Прежде всего, это долг честного человека, и лишь потом уже авторский. Кто или что навязал ему эту ответственность
Какие все-таки громкие слова: долг, ответственность, честь… В наше время, когда все уже давно привыкли, что никому ничего не должны и ни за что никому, кроме себя, не отвечают, эти слова звучат как-то дико и непривычно. А были времена, когда по чувству долга люди добровольно шли в объятия смерти, когда ради собственной чести и чести своих близких скрещивали шпаги даже с лучшими друзьями, когда краснели от малейшего намека на непристойность, бледнели от каждого укора в неблагочестии… Да, это были золотые времена… Это была эпоха, подарившая нам многих великих людей, воспитанных в среде взаимного уважения, в оковах соблюдения чести и достоинства, в плену у чувства долга. И этот плен был им сладок. А сейчас? Да попробуй заметь какому-нибудь хамлу, оскорбляющему прилюдно девушку, случайно наступившую ему на ногу в общественном транспорте, что он унижает свое достоинство, ведя себя таким образом с дамой, что из этого получится? В лучшем случае у тебя увянут уши от перечисления всех твоих видимых и невидимых недостатков, в худшем… Тут есть различные варианты. Скажи школьнику, тягающему за углом дома сигарету, что этим он оскорбляет честь своей семьи, наслушаешься такого, что забудешь, как тебя зовут. Да что тут говорить об этом: дошло до того, что простую вежливость по отношению к девушке стали воспринимать, да простит меня читатель, как попытку затащить в постель! И это просвещенное общество! Это пресловутый двадцать первый век!
К счастью, есть люди, хотя и редки они, которые хотя бы частично, хоть на малую толику задумываются над понятиями, так популярными в веке золотом. Ни в коем случае не стану причислять себя к числу приверженцев старых постулатов морали и нравственности, сам не ангел, знаю, но кое-какое понятие о том, что говорю, я все-таки имею. И знаете что? Я очень жалею, что живем мы не в век Александра Дюма, не в годы Руссо и Вольтера, не в дни Пушкина и Лермонтова. Вот где были настоящие герои! Вот где были поистине стоящие поступки! Да, в то время цензура крепкой рукой держала вожжи творчества. Да, в те дни критики цеплялись за каждое двусмысленное слово, но то были годы, когда автор следовал своим путем до конца, не бросая начатого на полпути, как бы ни придирались к его излияниям циники.
Вот почему я не поставлю точку повествования в конце шестой главы. Вот почему я, приверженец упорства великих литературных гениев, коим и в подметки не гожусь, не оставлю начатого мною дела. Вот почему… и еще по некоторым причинам. Просто чувство долга, несмотря на все внутренние противоречия, для меня все еще что-то значит.
Унылое и бесстыдное восхваление самого себя… Вот как может воспринять читатель все написанное выше. Возможно, со стороны это так и есть, судить не мне. К тому же и восхвалять мне особо нечего: дело, начатое почти четыре месяца назад, еще не завершено, а свою персону я не настолько ценю, чтобы петь ей дифирамбы, тем более в такой истории. Пусть история эта не совсем нова. Пусть в век, когда мы отвыкли восхищаться простыми вещами, она покажется скучной и нудной. Пусть девять из десяти читателей, дойдя до этого места, закроют книгу, пробормотав "Это полный бред",и пойдут по своим делам, жалея об упущенном времени. Все равно найдется один из десятки, который пойдет дальше по пути, намеченному в шести начальных главах, и уж для него-то я постараюсь сделать этот путь мягким и легким. Такова моя цель. Таков мой долг.
Ну, а что касается всех этих излияний по поводу золотого века нравственных понятий, то их я могу объяснить так. Несмотря на всю современность излагаемой мною истории, несмотря на всю примитивность
Но мы заметно отклонились от того, ради чего здесь находимся. Пора бы уже вернуться на тропу, которая привела нас до этого места, и следовать по этой дорожке дальше, в надежде выйти на большую дорогу. А вернемся мы отнюдь не к нашим главным героям. Им мы предоставим возможность наедине насладиться внезапно обретенным счастьем. Понаблюдаем же за персонажами, играющими второстепенные, но от этого не менее важные роли.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
В то время как за окнами становилось все теплее и теплее, пока весна все смелее вступала в свои права, растапливая последний лед, завладевший как природой, так и заспанными и вялыми людьми, пока первые жаворонки воспевали пробуждение мира от зимней спячки, а на обнаженных полевых кочках показывались первые цветки мать-и-мачехи, пока расцветали души беззаботных людей, стряхнувших со своих плеч оковы холодов и снега, на лицах некоторых героев нашего повествования по-прежнему проглядывалась не по-весеннему мрачная и холодная тень.
Так бывает всегда: какое бы оживление ни царило вокруг, какая бы беззаботность и веселость не овладевала буйными головами, всегда найдется пара человек, выбивающихся из общей картины всеобщего счастья и воодушевления. Всегда найдутся люди, которых нисколько не заботит происходящее вокруг, они целиком поглощены своими проблемами, своими мыслями и переживаниями.
В дни, когда люди будто просыпались после зимы, выползая на улицы и сбиваясь в большие веселые компании, когда каждым, казалось, овладело хмельное чувство приближающейся теплой поры, был человек, которого всеобщее оживление нисколько не заботило. В душе этого человека, а если быть немного точнее, юной девушки, воцарилась такая тьма, скопилось столько льда, что ни первые весенние лучи, ни ласковое мартовское тепло не могли навести там порядок. Этой юной девушкой, с мрачной печатью зависти, злобы и ненависти на красивом лице, была Кира, некогда лучшая подруга Леры, ныне же уязвленная и оскорбленная ее одноклассница.
Почти во всех своих горестях и неудачах зачастую виноваты сами мы. Всем это прекрасно известно, каждый знаком с этой аксиомой не понаслышке. Но при всем этом знании люди всегда делились на две категории, прямо противоположные друг другу: на людей, имеющих силы признать свои ошибки, исправить их и попробовать как-то их компенсировать, и на людей, ищущих виновных в своих провалах в ком угодно, только не в себе. Таким людям не приходит в голову даже подумать, что положение, в котором они оказались, всего лишь плод их собственных заблуждений и неверных шагов. И вот именно к этой категории, нисколько не боясь ошибиться, можно отнести Киру.
Униженная прилюдной пощечиной, полученой, к слову, вполне заслуженно от Леры, девушка оказалась в совсем невыгодном для себя положении. В классе на нее стали косо поглядывать, чувствуя, что за всем произошедшим кроется какая-то неприятная история, возвышавшая Леру и отнюдь не красившая Киру. Одноклассницы, обычно так охотно с ней общавшиеся и по первому жесту Киры бросавшиеся ей на выручку, внезапно как-то отмежевались от нее, и девушка во всей полноте ощутила, что значит не иметь ни друзей, ни поклонников. Обычно веселая и заводная, она стала мрачной и угрюмой, тая в себе какие-то темные мысли. Почти никто с ней не разговаривал, а если она решалась влиться в какую-нибудь общую оживленную беседу, стоило ей сказать хоть слово, как у каждого находилось какое-либо дело, и беседа прекращалась. Кира вновь оставалась одна, злясь на всех и всё, распиная про себя эту никчемную москвичку, причину всех ее неудач.