Любопытство наказуемо
Шрифт:
— С вашего позволения и если это возможно, — продолжал доктор Лефевр, — я хотел бы сегодня вечерним поездом отправиться в Лондон. Разумеется, я попаду туда сегодня, если успею вовремя на саутгемптонский вокзал. Но, судя по тому, что Гослинг не торопится сюда, что кажется мне все больше подозрительным, я едва ли успею на поезд сегодня. В таком случае уеду завтра, на рассвете. Конечно, я сразу же зайду к вашему брату и сообщу ему…
— Боже всемогущий, Чарлз! — простонала мисс Фиби. — Что же он скажет? — Она снова безвольно упала на спинку кресла.
— Фиби, тебе нужна нюхательная соль? — безо всякого сочувствия осведомилась ее сестра.
— Нет-нет, Кристина. Я только…
— Если
Часть вторая
Глава 9
Инспектор Бенджамин Росс
Говорят, что у полицейских с годами вырабатывается настоящее чутье на неприятности. Я сам не слишком полагаюсь на необоснованные инстинкты, предпочитая факты, которые можно продемонстрировать в суде. Факты превращаются в доказательства, а с помощью доказательств можно уличить преступника: факты — не какое-то непонятное чутье. Адвокаты быстро разделываются с теми, кто основывает свои обвинения на инстинктах и эмоциях. Правда, сами они любят взывать к чувствам присяжных, но такого рода игры быстро пресекает судья.
И все же долгий опыт научил меня различать, когда свидетель не до конца откровенен… и когда от него можно ждать неприятностей. Конечно, такие улики не покажешь почтенным судьям в париках, но не обращать на них внимания способен только дурак.
С тех пор как Лиззи уехала из Лондона, мной владело смутное, но неотступное ощущение близящейся катастрофы. Я сурово внушал себе: все только потому, что я питаю к Лиззи определенные чувства. Я с самого начала был против ее поездки в Гемпшир. Я не поверил истории, рассказанной ей мистером Чарлзом Роучем. Кроме того, мне не нравились дела, к которым прикладывала руку миссис Джулия Парри. Я знал, что миссис Парри не заботят неудобства или риск других при условии, что ее саму это не коснется. Она мечтала выгнать Лиззи из своего дома. Я все понимал; мне и самому хотелось, чтобы Лиззи поскорее съехала от миссис Парри, но по совсем другим причинам. Откровенно говоря, у меня имеются собственные мысли по поводу того, почему и как ей следует съехать от жены своего крестного.
И все же миссис Парри преуспела в своих махинациях, а я ничего не добился — отчасти из-за моей собственной неуклюжести, а отчасти из-за своеволия Лиззи. Нет, конечно, я не мечтаю о том, чтобы ее характер изменился… и все же мне бы хотелось, чтобы моя любимая иногда прислушивалась ко мне.
Ну вот, теперь вам все известно. Вот какие чувства обуревали меня утром в среду, когда я пришел в Скотленд-Ярд. Осталось упомянуть еще об одном. С утренней почтой я получил письмо из Гемпшира, написанное Лиззи в ночь ее приезда. Она занимательно описывала свое путешествие, но почти ничего не сообщала о членах семьи, в которой ей предстояло жить. Лишь обмолвилась, что одна из сестер Роуч похожа на дракониху, а вторая — ее бледная копия. Что же касается молодой женщины, чьей компаньонкой должна была стать Лиззи, так та показалась Лиззи совсем девочкой. Только один человек заслужил ее подробного описания — некий доктор Лефевр. Я узнал о докторе столько, что невольно встревожился.
Вот почему первым делом по приходе на работу я взял медицинский справочник и стал искать в нем имя энергичного доктора. Я надеялся, что не найду его и сумею доказать Лиззи, что ее попутчик — самозванец. Потом я помчусь в Гемпшир и арестую его. Правда, я не знал, какое обвинение ему предъявлю, поскольку
Но нет, доктор Лефевр нашелся в справочнике, и его адрес был набран жирным шрифтом… и он оказался психиатром! Учился в Вене и Париже, практиковал в психиатрических клиниках обоих этих городов и приехал в Лондон признанным специалистом по безумию во всех его видах. Он даже возглавлял частную клинику, где, я нисколько не сомневался, за внушительные гонорары аристократия и прочие влиятельные персоны прятали своих родственников, которых они стыдились.
Как ни были скудны полученные мной сведения, они все же давали повод задуматься.
«Так вот в чем дело! — мрачно подумал я. — Молодая миссис Крейвен лишилась рассудка, и к ней пригласили доктора, который объявит ее сумасшедшей. В таком случае Лиззи — компаньонка опасной больной и рискует стать свидетельницей или жертвой неожиданного приступа ярости безумной женщины. Ни миссис Парри, ни мистер Роуч не сочли нужным упомянуть об этом, когда рассказывали Лиззи о ее обязанностях».
Безумие миссис Крейвен меня совсем не обрадовало. Но я, кроме того, прекрасно понимал, что врачи умеют расположить к себе впечатлительных женщин. Нет, я нисколько не сомневался в Лиззи. Но ее отец тоже был врачом, поэтому она, возможно, особо выделяет представителей медицинской профессии. Я не знал, женат ли доктор Лефевр, но подозревал, что нет. Немногие женщины пожелают выйти за содержателя сумасшедшего дома, какой бы блестящей ни была его репутация. В нашей стране немало женщин, которые пришли к выводу, что, сами того не желая, после замужества очутились в сумасшедшем доме… но я отвлекся.
Итак, Лиззи, дочь врача, возможно, отнесется к предложению Лефевра совсем по-другому. Наверняка перспектива стать женой преуспевающего и, несомненно, состоятельного врача, какой бы ни была его специальность, кажется ей куда как более желанной, чем перспектива разделить жизнь с бедным инспектором столичной полиции, у которого вечно нет свободного времени.
Около полудня мои мрачные размышления прервал вызов к начальству. Суперинтендент Данн требовал меня к себе немедленно. Я поспешил к нему в кабинет, вошел и… увидел своего соперника, доктора Лефевра! Я сразу понял, что передо мной именно он. Лиззи так подробно описала его внешность, что я не мог ошибиться! И что за франтом он оказался! Его костюм, должно быть, стоил столько же, сколько мое годичное жалованье. Бакенбарды у него были безукоризненные, а цилиндр, стоящий у него на коленях, — наилучшего качества. Его вид подтвердил мои худшие опасения. Но что привело его к нам, в Скотленд-Ярд? Не скрою, я испугался.
— Что произошло?! — выпалил я, прежде чем кто-либо успел открыть рот.
Очевидно, произошло нечто достаточно серьезное, иначе доктор не примчался бы в столицу. Больше всего я боялся, как бы чего не случилось с Лиззи. Затем я поймал на себе взгляд Данна и сразу пришел в себя. Мне удалось добавить вполне, как мне казалось, спокойно:
— Вы желали меня видеть, сэр?
— Да, да, — слегка раздраженно ответил Данн.
Суперинтендент — человек крепкого телосложения; голову его украшает копна густых волос. Обычно в начале дня его прическа выглядит вполне пристойно, но постепенно волосы встают дыбом, а к концу дня его шевелюра напоминает метлу. В то время, о котором я говорю, его волосы только начинали топорщиться. Наверное, Данну стоит попросить Лефевра, чтобы тот прислал к нему своего цирюльника.