Любовь без слов (сборник)
Шрифт:
– Что?
– Все великие мужи с большой буквы Истории были дурны собой, малорослы, кривоноги, косноязычны и далее по списку отрицательных внешних характеристик. В то же время они обладали силой духа, волей, громадным честолюбием, лидерскими качествами и самое главное – умом, значительно превосходящим среднестатистический показатель в каждый данный период истории. Примеров – масса. Ты их сам можешь отыскать, начав, скажем, с Наполеона. Конечно, встречаются мужчины, которые и внешне, и внутренне едва тянут на слабую «троечку». Но ведь любимая футбольная команда не всегда выигрывала. В досаде Создатель отшвыривал
– Что?
– Хотелось бы тебе быть смазливым тупоголовым красавчиком или симпатичным уродцем с большим интеллектуальным потенциалом?
В варианте ответа у Егора сомнений не было: интеллект всяко важнее мужественного подбородка.
– Знаешь ли ты себя, свои возможности, потенциал, – продолжала мама, – обладаешь ли ты щедрой душой, благородством? Это не клад, который Создатель зарыл и оставил путаную карту. Это семена, которые он посеял, а вырастут они или пропадут бездарно, зависит только от тебя.
Егор уже давно отвернулся от зеркала и слушал маму.
– Ты все про историю, когда это было! – с сомнением произнес он.
– Я про Историю с большой буквы, которая была, есть и будет. Вот тебе пример из настоящего – дядя Павел.
– Он толстый и старый.
– Верно, – вздохнула мама. – Толстый, старый и жутко обаятельный. Что характерно – не богатый, какие у преподавателя вуза доходы? Он женится в четвертый раз, девушка на сносях, теща на год младше Павла. Медом он, что ли, намазан? – снова вздохнула мама. – Котлеты и макароны совсем остыли, – она обняла сына и повела на кухню. – Девочка, которая сегодня тебе сделала больно, когда-нибудь сильно об этом пожалеет.
Таня Петрова умерла от рака груди в тридцать семь лет. Она вышла-таки замуж за самого красивого, за Никиту Прошина и родила ему двоих детей. Никита был прожектёр, много сулил, громадьем планов головы кружил. Трубач: подул, посвистел – всех оглушил, а через некоторое время родные замечали, что кроме свистка ничего-то и не было. Таню можно было спасти, ее гибель – смерть невежественного человека из позапрошлого века. Если бы она была женой Егора, он бы не позволил обращаться к травникам-экстрасенсам-шарлатанам, которые вытянули из них кучу денег. Нужно было просто во время сделать операцию и провести последующее лечение. И жила бы, здравствовала, как десятки тысяч женщин со сходным диагнозом. С раком молочной железы, особенно на первых стадиях, сейчас борются легко.
Рассуждения и воспоминания, картинки из прошлого промелькнули не за секунду, очевидно, заняли больше времени, потому что Варя истолковала молчание отца по-своему, спросила с горькой усмешкой:
– Подыскиваешь утешительные слова?
– Нет, – покачал головой Егор. – Рассуждаю: обида на весь белый свет застит тебе горизонт, или ты способна сейчас воспринять внятные речи.
«А также пытаюсь найти в себе силы для этих самых речей, – добавил он мысленно. – Надо как-то переиначить на женский лад то давнее мамино рассуждение. Про Создателя и футбол не подойдет».
– Ты попробуй! – с вызовом прищурилась дочь.
– Во-первых, ты, конечно, не Мона Лиза.
– И близко не стояла.
– Если будешь перебивать меня, я усну на полуслове.
– Ладно, продолжай.
– Спасибо! Девушкам, конечно, хочется
– Мама красивая!
– Безусловно… наверное. Для меня уже давно ее внешность не имеет никакого значения.
– Как давно?
– Варька! Родительские отношения не твоего ума дело!
– Ты обещал говорить со мной честно! – потребовала дочь.
– Ладно, – сдался Егор. – Через полгода после свадьбы, или чуть раньше, чуть позже. Самые выдающиеся образцы женской красоты – это куклы. Натуральные, то есть искусственные – из пластика, каучука, с фарфоровыми личиками и пышными золотистыми волосами. Раньше они издавали только «уа-уа», а теперь в них впихивают устройство, и они по три минуты могут ангельскими голосами произносить нежные слова. У тебя ведь есть такая. Каждые три минуты одно и тоже… хочется свернуть ей башку.
– Братик и свернул.
– Не могу его осуждать из мужской солидарности. Возможно, сравнение слишком жесткое, но красивые глупые женщины – те же куклы, только заводятся не на три минуты, а на всю жизнь, и трындять, и трындять… – Егор, которого волнение за дочь и разговор с ней взбодрили, специально употребил просторечное «трындять». – Неужели тебе хотелось бы быть глупой куклой?
– А что? Красота отрицает наличие интеллекта?
– Увы! Зачем тужиться, если вокруг тебя штабеля и штабеля? – Егор испугался, что перегнул палку, и слегка попятился назад. – Конечно, я не могу привести тебе научной статистики, ее попросту нет, и ссылаюсь на бытовой мужской опыт.
– Свой?
– Нет! – строго произнес Егор. – Если ты будешь все переводить в плоскость моей и маминой биографии, то разговора не получится! Я что, не общаюсь с другими мужиками? И мы не делимся накопленными наблюдениями? Ты просто не дозрела для подобного разговора. Пообщайся с бабушкой Аней, она тебе объяснит…
– Папочка, прости! – молитвенно заломила руки Варя. – Я больше не буду про тебя с мамой. Просто я подумала, что твой опыт и опыт дяди Виталия Филимонова, например, могут сильно отличаться.
– Ты ничего не понимаешь в экспериментальной науке. Главное – совпадение результатов. И чисто выполненный эксперимент…
Егора снова утягивало в дремоту. Он мог сохранять некоторую ясность сознания вещая, рассказывая, не закрывая рта, а при малейшей паузе погружался в сон.
– Папа!
– Что?
– Продолжай.
– Принеси мне крепкого кофе.
– Не принесу! Пока я буду ходить, ты уснешь, и тебя не разбудить громовыми залпами тысячей орудий.
– Добрая доченька. Громовыми залпами… Ты хорошо сказала. У тебя очень красивая речь, образная, не похожая на интернетную морзянку современных тинэйджеров.