Любовь цвета лазури
Шрифт:
Мэтью не знал. Он вообще ощущал себя странно. Как будто потерялся между мирами, и теперь не может отыскать дорогу обратно. Внимание Элен, общение с ее матерью – все это путало его. И озадачивало.
Элен – беспечное, очаровательное существо, полное воздушных планов. Нынче вечером она пребывала в отличном настроении, романтики очень хотелось. Так что Мэтью не удивился, услыхав от нее после ужина:
– Пойдем гулять ночью к морю!
– Ну, пойдем…
И вот – темно, потому что освещенными дорогами «ходить неинтересно», под ногами тротуар, ступеньки прячутся в неожиданных
На следующий вечер, после прогулки по Антибу и плотного ужина, Элен опять потянуло на танцы. Мэтью подумал и решительно отказался.
– Прости, я устал, хочу отдохнуть.
– Но это и есть отдых!
– Не для меня и не сегодня.
Элен попробовала было обидеться, но тут зазвонил ее мобильный телефон – оказалось, кто-то из новых приятелей не прочь увидеться. Элен радостно объяснила, что это Этьен, художник из Лиона. Художнику, как понимал Мэтью, едва ли исполнилось двадцать пять; он с приятелями тоже собирался на дискотеку и обещал напоить девушку отличными коктейлями. Повеселевшая Элен взяла с Мэтью слово, что он не будет скучать, надела какое-то легкомысленное платьице и была такова.
И вот он остался наедине – со своими неторопливыми мыслями, с теплым вечером и… с Ритой.
Мэтью не задался целью ее искать, просто вышел в сад и увидел ее за столом, на котором живописно красовались остатки ужина. Рита сидела и увлеченно читала книгу, она вообще любила читать, он уже это заметил. Услышав шаги Мэтью, она подняла на него веселые и слегка виноватые глаза.
– Никак не могу заставить себя встать и помыть посуду. Понимаю, что надо, но сил никаких нет. Все-таки отпуск, можно немного побездельничать. Да и Сесиль утром придет.
– Вы совершенно правы, – кивнул Мэтью. Он посмотрел на стол, вздохнул и взялся за тарелки.
– Зачем вы?.. – Рита отложила книгу и встала. – Давайте я.
– Сидите. Должен же я хоть чем-нибудь быть полезным.
Он перемыл всю посуду. Рита поглядывала на Мэтью из-за книги, думая, что он не видит, а он видел и специально ловил эти короткие взгляды: ему было важно ее одобрение.
– Теперь можно спокойно отдыхать, – сказал Мэтью, когда последняя тарелка была поставлена на сушку. – Выпить глинтвейна. У вас есть красное вино?
– Да, в холодильнике две бутылки. Это же Прованс, тут полно виноградников. И это Антиб, тут полно хороших вин во всех магазинах. Вы сварите глинтвейн?
– Если вы не возражаете.
– Просто какой-то конкурс хороших манер! – рассмеялась Рита. – Конечно, варите, я с удовольствием присоединюсь, обожаю глинтвейн. Это, наверное, безнадежно по-английски, да? Приехать на Лазурный берег и портить отличное вино тем, чтоб кипятить его в кастрюльке. Если мадам Сесиль узнает, она станет презирать нас обоих. Но я так люблю горячий глинтвейн. Особенно под Рождество.
– Сейчас не Рождество еще, но зачем же соблюдать условности столь педантично?
– Я
В одном из кухонных шкафчиков нашлись нужные приправы, и Мэтью некоторое время сосредоточенно медитировал над кастрюлькой. Когда он вынес ее и толстые керамические чашки на улицу, было уже почти темно. Рита включила подсветку в саду, и на свет слетелось множество мохнатых ночных бабочек. Негромко и уютно трещали сверчки.
– Бокалов, к сожалению, не нашел…
– И не надо.
Было хорошо сидеть, пить горячий глинтвейн, слушать южный вечер и молчать ни о чем. Вот это и есть настоящий отпуск, вот это и называется емким словом «отдых». Из тела уходила усталость, можно было расслабиться и ни о чем не думать. Возможность ни о чем не думать – одна из самых великих возможностей в мире.
Откуда-то – то ли из дальнего музыкального кафе, то ли из проезжавшей машины, – долетел обрывок песенки:
А он такой один,Мой парень – блондин,Он такой один…Рита и Мэтью, не сговариваясь, засмеялись.
– Все-таки современная музыка иногда бывает очень смешной, – заметил Фрост.
– А вы любите классику?
– Да. Особенно Вивальди.
– А я Шопена люблю. Вальсы…
– Вы умеете танцевать вальс?
– Да, умею. Меня отец научил…
И разговор потек. Фразы цеплялись одна за другую, непринужденные и интересные. Совсем стемнело, Антиб зажегся разноцветными огнями, ими же оказалась усыпана и бухта – залив Ангелов. Мэтью в очередной раз констатировал, что Рита – интересная собеседница, недооценил он ее, вот что. Почему-то мысленно навесил на нее ярлык недалекой язвы, хорошо хоть ненадолго. А теперь все было по-другому.
Когда стало прохладнее и с моря потянуло ветерком, Рита предложила:
– Давайте пойдем в дом.
– Давайте, – легко согласился Мэтью.
В доме они устроились в гостиной, и вынужденная перемена места действия не убила разговор. Рита включила радио, классическую волну, и поплыли мягкие звуки какого-то скрипичного концерта.
– А знаете, – вдруг сознался Мэтью, – у меня ведь нет музыкального слуха. Я с трудом запоминаю мелодии, только прослушав несколько раз диск, учусь определять. Вот сейчас точно и не могу сказать, что играют… – Он развел руками.
Рита расхохоталась.
Роскошная южная ночь накрыла берег бархатным покрывалом. Светили звезды, очень большие и близкие. Они казались Рите похожими на пушистые шарики, которые кто-то развесил на небосводе.
Разговор окончился, Мэтью отправился в свою комнату, а Рите вдруг захотелось пойти к морю. Она дошла до ворот, осторожно, чтобы та не скрипела, открыла боковую калитку и выскользнула в ночь. За несколько лет Рита успела выучить дорогу к морю и могла бы пройти по ней с закрытыми глазами. Однако такие подвиги от нее не требовались: фонари здесь горели исправно, светящиеся шары казались волшебными.