Любовь до гроба
Шрифт:
Величайшим огорчением служит лишь то, что здесь слишком мало развлечений и новостей, способных занять умы общества. В двадцати аристократических семействах, проживающих неподалеку, не может постоянно происходить нечто интересное и достойное обсуждения, а потому дамам и джентльменам приходится по нескольку недель кряду обговаривать одно-единственное событие вроде бала или помолвки.
Однако и в сонном бытии этого тихого городка случаются драмы и романтические истории, курьезные происшествия и даже скандалы. Провинция лишь кажется местом, где
Но нынче стряслось неслыханное: в Бивхейме произошло убийство и пожар. Чем не сюжет для готического романа: ночь, гроза, беснующееся пламя и злодей, крадущийся в тени? Правда, следует признать, что той ночью пожар быстро погасили, но сухие факты никогда не привлекали обывателей, служа лишь пищей для самых причудливых слухов.
Итак, София, не подозревая о случившемся ночью, направилась прямиком к задней двери в библиотеку…
Глава 2
Доносящийся от парадного входа шум в такой час показался Софии несколько странным, но поразмыслить об этом она не успела.
Приблизившись к дому, вдова с немалым удивлением узрела полицейского, который скучал возле задней двери, даже не пытаясь проявить бдительность. Да и перед кем, собственно, ему выпячивать грудь? С этой стороны могли прийти только слуги и дамы-библиотекари, а никак не начальство, перед коим следовало изображать усердие. Констебль Лазарев служил в управе уже лет двадцать, а потому не был преисполнен почтения и служебного рвения.
Служитель закона заметил госпожу Чернову, лишь когда она подошла к нему почти вплотную.
– Здравия желаю, – вытянулся он во фрунт, браво козырнув.
– Здравствуйте. Рада вас видеть, – ответствовала София, рассеянно кивнув. Полицейский заставил ее очнуться от благолепия весеннего солнечного дня.
Госпожа Чернова осторожно поинтересовалась:
– Скажите, что случилось?
Констебль заколебался. Разумеется, выбалтывать служебные тайны строго воспрещалось, но слишком велико было искушение предстать перед хорошенькой дамой в качестве осведомленной персоны.
Он приосанился и признался, невольно заговорщицки понижая голос:
– Убийство.
– Убийство?! – вскричала молодая женщина, в волнении сжав жалобно хрустнувший зонтик. – Но этого не может быть! Кто… погиб?
Голос Софии дрогнул, и она требовательно взглянула на полицейского.
– И еще пожар! – присовокупил полицейский весомо, наслаждаясь своей ролью.
– Расскажите подробнее, – попросила госпожа Чернова требовательно, но констебль, очевидно, вспомнил об угрозе нагоняя от инспектора.
– Не велено, – с явным сожалением признался он, поспешно распахнув дверь.
Госпоже Черновой ничего не оставалось, кроме как поблагодарить его за любезность и прошествовать в дом.
Здесь царила лаконичная простота и геометрическая ясность форм. В ярком дневном свете комната казалась холодной
София в некоторой растерянности остановилась на пороге.
В комнате было непривычно тесно и шумно. Вероятно, присутствующие пребывали в растерянности, пряча замешательство за суетой, будто животные в зверинце, внезапно выпущенные из клеток. Мрачный инспектор Жаров вполголоса беседовал с констеблем Фергюссоном, госпожа Дарлассон рыдала в углу, а вокруг нее суетился доктор Верин, в своем неизменном парике напоминающий спаниеля. Взбудораженная барышня Юлия Гарышева, вторая дама-библиотекарь, незаметно подслушивала разговор полицейских и кусала губы, явно с трудом удерживаясь от расспросов и комментариев.
София вдруг обратила внимание на царящий вокруг беспорядок: букет увядших тюльпанов в вазе, разбросанные подушки, неубранная посуда на чайном столике… Пожалуй, именно это убедило ее в серьезности происходящего – в иных обстоятельствах взыскательная хозяйка библиотеки ни на минуту не потерпела бы подобный кавардак.
Молодая женщина вежливо поздоровалась, стараясь не выказывать тревоги, и к ней немедля бросилась Юлия.
– Ах, София, вы даже не представляете, как я рада вас видеть! Тут такое стряслось, такое! – всполошенно тараторила она, вцепившись в руку подруги.
Госпоже Черновой подумалось, что барышня Гарышева походила на породистого кролика – тот столь же восторженно попискивал, вцепившись в вожделенный кусочек сладкой моркови. Сходство усиливали всегда растрепанные рыжеватые косы девушки, напоминающие длинные уши, а также чуть выдающиеся вперед зубы и круглые глаза.
Софии тут же стало совестно за некрасивое сравнение, и она осторожно обняла Юлию за плечи, слегка встряхнула и велела:
– Будьте добры, возьмите себя в руки.
София огляделась, решаясь, к кому обратиться за объяснениями, поскольку барышня Гарышева не могла толком ничего сказать.
Она сочла, что госпожа Дарлассон не в состоянии отвечать на вопросы. Впервые женщина увидела обычно невозмутимую хозяйку библиотеки в таком волнении. Волосы гномки всегда были уложены настолько тщательно, что кожа на висках натягивалась, теперь же ее шевелюра напоминала небрежно сметанный стог, из которого, будто вилы, торчали шпильки.
Молодая женщина невольно припомнила, как в Бивхейме появилась публичная библиотека, а ей самой довелось поближе познакомиться с госпожой Дарлассон. Обыкновенно цверги [5] не поддерживали знакомств с людьми, предпочитая держаться особняком, но обстоятельства заставили эту почтенную даму поступиться принципами.
5
Цверг – гном.