Любовь дракона
Шрифт:
— Мне бы фигуру в порядок привести, — изобразив руками соответствующие формы и заляпавшись мокрым птичьим пухом, скромно потупилась Люба. — Хотя бы чтобы как у Шейсэли.
Тетушка Гертруда с сомнением оглядела тщедушную ушастую, сравнивая ее тельце с мускулистой фигурой охранницы.
— Если вот отвары сделать… — начала было пояснять ликая, но кухарка, что-то прикинув в уме, перебила девушку:
— А скажи-ка мне, Милюбэль, или как там тебя зовут на самом деле, зачем тебе это?
— Что значит «зачем»? — не подумав, брякнула Люба. — У вас вон какие
От ее слов кухарка просияла. Она подхватилась со стула, отчего с коленей, недовольно вякнув, на пол шлепнулся придремавший там среди складок юбки и ощипываемого пера дракот. Подскочив к эльфийке, Гертруда обняла ее порывисто и от души.
— Неужели снимем проклятие с рода?! Неужто нашлась та, кто растопит камень сердца, и взлетит дракон, чтобы кружить у священной горы, танцуя брачный танец?!
— Но я-то не дракон! Мужа не отдам! Нечего кружить с кем ни попадя! — отбиваясь от объятий кухарки, пискнула Любовь Михайловна и чуть не подавилась булочкой, ловко запихнутой ей в рот.
— Ой, дура девка! Главное, чтоб сердце растопилось и запело, а тебя и на спину закинуть можно. Сядешь на шею и ножки свесишь. Жуй давай! А ты, хвостатая, пока орунов щиплешь, диктуй, что заваривать. Глядишь, вернется с топей мужик, а жена уже не на палку с ушами похожа, а вполне себе ладная девица.
«Огонь тетка! Генеральша!» — ржала в голове Любы Шиза, пока она пыталась прожевать обильно начиненную вареньем ароматную свежую сдобу, при этом не обляпавшись вытекающей начинкой, успеть вымыть руки и убрать с себя перья.
«Ага. Теперь рот лишний раз не открыть будет. Чувствую себя птенцом заботливой мамаши. Раззявил клюв — получи жучка», — недовольно буркнула в ответ Любовь Михайловна.
«А еще тренировки! Там-то, наверное, есть не надо», — чему-то продолжала радоваться Шиза, всколыхнув у Любы смутные подозрения.
Походу, что-то было нечисто с симбионтом, подселенным в ее мозги…
Глава 14
Люба валялась на кровати, не чуя ни рук ни ног. Болело все. Даже те места, что, по ее смутному подозрению, мышц не имели и по логике болеть были не должны.
«Божечки, за что мне это!» — стонала она мысленно, потому что вслух это было невозможно.
Две новые подруженьки-садистки измывались над бедной эльфой каждый день с потрясающей отдачей и энтузиазмом. Защитить же нашу ушастенькую было совершенно некому: муженек уже неделю как был в отлучке.
Умотал черный драконище в какие-то мрысовы топи, и ни слуху ни духу. Впрочем, сердце подсказывало Любови Михайловне, что все с ним хорошо.
Женщина вспомнила удивленные глаза Эндерка, когда он, обернувшись драконом, уже собирался взлетать. Вои, сопровождающие его, уже кружили в небе черными точками, как косяк упитанных гусаков.
О том, что ее муж сейчас улетит, Любе мимоходом сообщил играющий у нее в комнате с дракотом Кройтек.
«Не попрощавшись?» — мелькнула в голове обиженная мысль, и женщина пулей вылетела из комнаты, босая, с растрепанными
— Что случилось? — Приглушенное, но все же оглушающе громкое рычание крылатой рептилии чуть не сбило ее с ног звуковой волной. А дракон, сложив крылья, склонил голову до земли, всматриваясь в хрупкую фигурку непонятно чем взволнованной ритуальной жены.
Даже не думая, как это выглядит со стороны, Любаша шагнула к огромной чешуйчатой башке и прижалась лбом к носу дракона, гладя пальцами теплые мелкие чешуйки между ноздрями.
— Возвращайся скорее, я буду ждать, — негромко сказала она, коснулась его губами в мимолетном поцелуе, смутилась и, круто развернувшись, убежала обратно в помещение казармы.
Вои, да и не только они, торчащие из окон, только что наружу от шока не повыпадали.
Эндерк на несколько секунд застыл каменной статуей, а потом взлетел с такой поспешностью, словно за ним черти гнались. Ввинтившись штопором в небо и коротким рыком обозначив строй, он взял курс на топи.
Слова его какой-то необычной для эльфийки жены что-то всколыхнули в душе, задев невидимую струну. Словно крыло бабочки едва-едва коснулось паутинки, на долю секунды родив призрачную тень короткого звучания, а отпечаток от неуловимого касания губ горел, будто клеймо, которое теперь никогда не стереть. Думать об этом дракон не хотел, все происходящее вызывало в нем странное опасение, туманило мысли и поэтому на данный момент раздражало.
«Угораздило же ее… — не мог он отделаться от крутящейся в голове мысли. — Может, у эльфов так принято? Хотя другие так себя не вели. Устроила зрелище для всех ротозеев! Повысовывались! Никакого порядка! Вернусь — всем хвосты накручу, бездельники!»
Раздражение от непонимания требовало выхода, и Эндерк, заложив вираж, решил провести по дороге тренировку боевого построения при заходе для поражения огнем лагеря условного противника.
Люба же от всех расспросов спряталась у себя в спальне, выгнав из комнат приставшего с вопросами беспардонного драконенка, и даже подперла дверь в спальню креслом.
Шейсэли, поскребшись к ней и получив лаконичный ответ, что все нормально, не стала докучать, за что девушка была ей очень благодарна.
Теперь, валяясь полутрупом после очередной тренировки и вспоминая этот эпизод, Любовь Михайловна ругала себя за то, что поддалась моменту и обозначила весьма недвусмысленно свои чувства.
Себе-то она уже давно призналась, что суровый и временами угрюмый драконище прочно обосновался в ее сердце, которое неприлично замирало, а потом начинало биться как пойманная птичка, стоило увидеть его плечистую фигуру или встретиться с ним глазами.
«Веду себя как девчонка-подросток, фанатеющая по какой-нибудь поп-звезде из телевизора, — ругала она себя, пытаясь справиться с чувствами. — Я же взрослая опытная женщина, и жизнь меня так покоцала, что подобные щенячьи выверты меня вообще не должны были коснуться!»