Любовь дьявола
Шрифт:
– Не плачь, любимая, – прошептал Майкл, приподнявшись на локте и осторожно вытирая ей слезы.
– Я так… виновата, так виновата!
– Нет, дорогая, это я виноват.
Он улыбнулся ей и перекатился на бок.
– Я был глупцом, любимая... Мне не следовало так поступать с тобой. Ты не сделала ничего плохого, ничего…
– Нет, сделала, Майкл! Я с самого начала не была до конца откровенна..
– Все в прошлом. Все позади. Главное, что ты сейчас здесь и больше не покинешь меня! Ведь ты обещала?
Абби медленно кивнула. Он слишком добр к ней, она этого, не заслужила. Слезы
– Давай забудем о прошлом. Останемся в Блессинг-Пар-ке, а время от времени будем ездить в Америку, чтобы твои кузины могли повидать наших детей и смастерить для них немыслимые шляпки. Мы состаримся вместе, глядя, как взрослеют наши дети и как растут дети наших детей.
Абби намотала на палец прядь его волос.
– А если у нас не будет детей? – прошептала она.
– Тогда мы состаримся вдвоем, радуясь друг другу и, конечно же, обществу Хавершемов. Кузины подарят тебе новые шляпки, и я буду на все лады расхваливать нх. Мы объездим весь мир, а ты, дорогая, будешь играть мне вечерами на скрипке. Мне так недоставало твоей музыки!
Абби теснее прижалась к нему. Его сильные руки и нежные слова вернули ее к жизни.
– А теперь я хочу кое о чем тебя попросить, – шепнула Абби.
– Все что угодно, любовь моя, – ласково ответил он.
– Я буду играть для тебя вечерами, а ты для меня – ночами. Майкл рассмеялся, нежно целуя ее.
– Бог свидетель, ты никогда не будешь страдать от недостатка любви, – пообещал он и перекатился на спину. Теперь Абби сидела на нем верхом и медленно двигалась, возбуждая его. Он обхватил ее груди ладонями.
– Правда? А если я забеременею и стану толстой? – усмехнулась Абби.
– Это не имеет значения. Я подожду, пока ты родишь всех наших детей.
– А если от меня будет пахнуть собаками и овцами? Все равно будешь ждать? – смеясь спросила Абби.
Майкл поднял глаза. Абби вся сияла. Его жена, Его прекрасная жена! Он коснулся ладонью ее щеки, и она прильнула к ней. Ее фиалковые глаза светились любовью.
– Я всегда буду ждать тебя, любимая, – прошептал он.
Абби вздохнула и прижалась к нему
Эпилог
Майкл расписался на банковском счете, поданном ему Себастьяном. Внезапно наступившая тишина заставила его поднять голову, перо замерло в руке. Музыка смолкла. Он отдал Себастьяну стопку бумаг и обернулся к мальчику, который выбежал на террасу.
– Папа, папа! – закричал мальчик, бросаясь в объятия отца.
– Эйдан, мальчик мой, как поживаешь? – весело спросил Майкл, подхватив сына на руки, взъерошил ему волосы, крепко поцеловал испустил на пол. – Ты закончил свой урок музыки?
Мальчик энергично кивнул.
– Мама сказала, что когда-нибудь я буду играть с оркестром! – гордо заявил он. Майкл сомневался, знает ли его маленький сын, что такое оркестр.
– Так и будет, сынок.
У всех троих детей был ярко выраженный талант к музыке. Ему больше не приходилось воображать себе оркестр, когда Абби играла. Элайна садилась за фортепьяно, Алекса брала скрипку, и это было отличное трио. Эйдан, младший сын, подавал еще большие
– Знаешь, тетя Тори и дядя Сэм собираются к нам на ужин? – сказал он.
Мальчик нахмурился.
– У нее младенец, папа, и он все время плачет. Мама говорит, что младенцы всегда плачут, но, по-моему, я никогда так не плакал! – заявил малыш, скрестив на груди руки, и в подтверждение своих слов кивнул.
Майкл и Себастьян рассмеялись.
– Уверяю тебя, маленький принц, ты тоже плакал, – сообщил ему Майкл.
Эйдан, сморщив носик и склонив голову набок, посмотрел на отца.
– Правда? – недоверчиво спросил он.
– Правда, – ответил Майкл и, наклонившись к его уху, прошептал: – Но не так часто, как Алекса, и не так громко, как Элайна.
– Никто не может плакать так громко, как Элайна, – ответил мальчик, закатывая глаза.
Легкие на помине, на террасу выбежали две девочки.
– Папа! – закричали они в один голос. Майкл ласково им улыбнулся. Алекса, с ее иссиня-черными волосами и прозрачными голубыми глазами, была похожа на отца. У Элайны были темные волосы матери и фиалковые глаза. Эйдан представлял собой оригинальную смесь родительских черт: у него были черные волосы отца и фиалковые глаза матери. Майкл считал всех троих самыми красивыми детьми на свете и не сомневался в объективности своей оценки. Конечно, когда он сказал об этом Сэму, его добрый друг не согласился с ним и привел в пример собственного сына и новорожденную дочь, доказывая, что это они с Тори произвели на свет самых красивых отпрысков.
– Что ты делаешь, папа? – спросила Элайна и сунула нос в бумаги, оставленные им на столе.
– Жду маму, милая. Пожалуйста, ничего не трогай. Девочка повернула к нему свое хорошенькое личико и спросила:
– А где мама?
– Уехала в Пемберхет, милая.
– Вечно ты ждешь маму! Каждый раз, когда она уезжает, говоришь одно и то же, – заявила Алекса, теребя его шейный платок.
– В самом деле, папа, не надо отпускать ее. Тогда тебе не придется ждать! – сказала Элайна. И все трое повернулись к нему, ожидая ответа.
– Но если бы ваша мама никогда не уезжала, я бы никогда ее не ждал.
– Но почему тебе хочется все время ее ждать? – спросила Алекса.
Майкл улыбнулся и погладил дочь по щеке.
– Если я не буду ждать, то могу забыть, почему я ее жду.
– А почему ты ее ждешь?
– Потому что очень люблю. А теперь идите и найдите свою няню. Ваши тетя и дядя скоро будут здесь.
Дети убежали, толкая друг друга и протискиваясь в дверь одновременно.
Себастьян встал.
– По-моему, следует оценить ущерб, нанесенный кабинету, – сухо заметил он и последовал за детьми в дом. Майкл вернулся за бумагами и увидел Абби, идущую по саду рядом с Уитерзом. Очевидно, старый садовник перехватил ее, когда она подъехала к дому, и повел смотреть на свои последние достижения. Абби в свои тридцать четыре года стала еще красивее, чем прежде, несмотря на то что в густых прядях появились серебристые нити и резче обозначились морщинки в уголках глаз. Она хорошела год от года. После рождения третьего ребенка в ней появились признаки зрелой красоты.