Любовь Джонни Кима
Шрифт:
– Смотри, какой педикюр сделала. Нравится?
– Нравится.
– Специально открытые туфли надела.
– Специально для меня?
– Специально для всех. Дай отпить? – Она нависла надо мной и прижалась губами к бокалу.
– Для всех – это не для меня. Я осужденный.
– Глупый Джонни. Ты меня совсем-совсем не хочешь? – Сюзен положила ладонь мне на грудь и посмотрела в глаза.
– Хочу. – Я пожал плечами. – Но я люблю Свободу. Я думаю о ней
– А Элька?
– Что Элька? Элька – дура…
– Верно, Элька не слишком умна, – сказала Сюзен неожиданно трезвым голосом и вдруг шепнула: – Поехали ко мне?
– Прямо сегодня? – засомневался я, – Но, Сюзен…
– Я не Сюзен. Называй меня Свободой. Я похожа! – Она подняла руку и вдруг чиркнула зажигалкой.
– Поехали! – кивнул я.
– Я Свобода! – шепнула Сюзен мне на ухо. – Я хочу тебя! Я люблю тебя, мой единственный!
– Ты прелесть! – прошептал я, чувствуя, как по позвоночнику бегут мурашки. – Спасибо тебе, Сюзен!
Балка под потолком гаража выглядела надежной, и я примотал к ней провод. Помял его в руках – шнур казался вполне гибким. На всякий случай смазал его машинным маслом. Масло воняло неприятно, но, в конце концов, мне не так уж долго его нюхать. А вот сделать хорошую петлю получилось не сразу – шнур елозил в руках и плохо гнулся. Наконец я сделал петлю, вытер масляные руки об штаны и залез на табуретку.
– Тю! – раздалось за моей спиной, и я испуганно обернулся, насколько позволяла петля.
Дверь гаража была распахнута, похоже, я не запер ее. Или запер? В дверном проеме на фоне холодной осенней ночи маячила знакомая фигура – пузатый плащ и беспорядочные патлы вокруг здоровенной лысой макушки.
– Скотти Вильсон? – не спросил, а скорее кивнул я.
– Привет, малыш Джонни, – сказал Вильсон. – Вот зашел тебя проведать, а дома никого нет. Прочел твою записку. Какие красивые слова! Жаль, она их никогда не прочтет.
– Вильсон, что тебе надо? – заорал я и почувствовал, что краснею.
– Мне очень и очень скверно, – сказал Вильсон. – Мне нужен человек, который со мной поговорит. Я знаю поблизости одно уютное местечко.
– Очень скверно? – недоверчиво спросил я, слезая с табуретки.
– Ужасно, – подтвердил Вильсон. – Штаны переодень, все в масле. Кто же вешается в белых штанах? На них так плохо будет смотреться моча…
– А почему тебе скверно, дядька Вильсон? У тебя же вторая судимость? Так сильно страдаешь по Свободе?
– Я страдаю, когда вижу молодых дурачков вроде тебя. Джонни, ты мужик или нет? Тебе не стыдно так страдать из-за бабы?
– Как? – растерялся я.
– Ныть
– Хорошо тебе говорить, дядька Вильсон, – я достал платок и высморкался, – со второй-то судимостью…
– Не второй, а четвертой, если уж на то пошло… Ты мне другое скажи – кто она? На кого ты повелся, дурень? Железяка с факелом! Рожа квадратная! Глаза пустые! Ни сисек тебе, ни писек!
– Как… – опешил я. – Как ты можешь так говорить про свою любовь?!
– Кто тебе сказал, что я ее люблю?
– Погоди… – я уже начал догадываться. – Так ты… ты любишь Гагарина?
– Я люблю деньги.
– Как же это? – совсем растерялся я.
И тут до меня дошло.
– Вильсон… Ты… Ты мне поможешь?
– Это будет немножко стоить… – сказал Вильсон.
– Я готов!
– Это будет немножко больно…
– Что может быть больнее?!
– Это может не получиться…
– Я верю, это получится!
– Об этом может кто-нибудь узнать…
– Об этом никто никогда не узнает!!!
– Переодень штаны, я жду тебя в машине, – цыкнул зубом Вильсон и вышел из гаража.
– Я расскажу вам историю великого самоубийства! – гремел под сводами голос мистера Броукли. – Мы знаем, что многие осужденные решаются на это. Многие погибают. Иные остаются калеками на всю жизнь. И никто не судит их за это! Но не таков наш Джонни! Да, он пытался убить себя! Убить невиданным, уникальным способом! Но убил лишь свою любовь к Свободе! Можем ли мы осуждать Джонни за то, что он хотел умереть и не умер? За то, что хотел жить и выжил?
– Разблокировал судебное наказание при помощи самодельного прибора Скотти Вильсона, также проходящего по делу о досрочно освободившихся преступниках, – сообщил обвинитель монотонным голосом.
– Не перебивайте адвоката! – обиделся мистер Броукли. – Уважаемые судьи! Да, Джонни не ангел! Он оступился? Да! Он в порыве отчаяния бросился на крайние меры? Да! Но можем ли мы осуждать его? Нет! Мы просто дадим ему еще один шанс продолжить свое наказание! Да хранит Господь Соединенные Штаты Земли!
Мистер Броукли замер с поднятой рукой, будто держал в ней факел. Наступила тишина. Вокруг руки кружились молодые весенние мошки. А потом был удар молотка.
– Суд признает Джонни Кима виновным в незаконном обретении внутренней свободы. Суд приговаривает Джонни Кима к трем годам лишения внутренней свободы в дополнение к сроку предыдущего наказания…
5 октября 2002, Москва
редактура АСТ