Любовь и честь
Шрифт:
Горлов к концу речи вышел из полуобморочного состояния, щеки его порозовели, а глаза заблестели.
Потемкин открыл было рот, но царица опередила его.
— Граф Горлов не единственный за этим столом, кто может быть прямодушным, мистер Селкерк, — сказала она. — У нас есть о чем подумать. Мы обсудим все с генералом Потемкиным и дадим вам знать о нашем решении. А пока позвольте предложить тост.
Императрица подняла бокал.
— За храбрость!
Все дружно подхватили тост.
Если я и сомневался в том, что моя речь произвела должный эффект,
Горлова точно так же поздравила графиня Бельфлер. Дюбуа вне себя от восторга обнимал всех подряд дипломатов и, сжав мне руку, прошептал: «Грандиозно! Просто потрясающе!» Похоже, знаки внимания, которые оказывала мне Шарлотта, ничуть не беспокоили его, наоборот, казалось, он поощрял их.
* * *
Ужин был в самом разгаре. Некоторые гости по-прежнему сидели за столом, другие прогуливались по залу, оживленно беседуя. Мне нужно было собраться с мыслями, и я нашел уединение на балконе. Но мое исчезновение не прошло незамеченным, и вскоре у дверей балкона появилась Анна Шеттфилд. Она остановилась в нескольких шагах от меня.
— Я подумала, что, может, вам сейчас нужен друг, — произнесла она.
— Да просто столько всего свалилось…
— И благословение может стать проклятием, если нет любимого человека, с которым хочется его разделить.
— Вы многое замечаете, мисс Шеттфилд.
Она подошла и стала рядом со мной у перил балкона. Я не знал, о чем говорить с ней, уверенный, что это лорд Шеттфилд и Монтроз подослали ее, чтобы вызвать меня на откровенность. И в то же время я чувствовал, что у Анны есть свои, совершенно чуждые им убеждения и идеалы.
— В России, кажется, даже время теряет свою власть, — задумчиво сказала она. — В любой момент может произойти что угодно. Я как-то видела, как рабочие построили дворец за один день специально для ужина, вроде этого.
— За один день?
— Представьте себе. И вот все здесь так.
— Но если дерево не высушить как следует, то оно рассохнется и потрескается.
— Конечно, но никто и не строил надолго.
— Ох, уж эта Россия, — вздохнул я. — Великие замыслы с вечера и похмелье с утра.
— Вижу, вы начинаете понимать русских.
Внизу, где грелась у костров дожидающаяся хозяев челядь — лакеи, кучера, служанки (где-то среди них была и Беатриче), кто-то затянул песню, и все внизу подхватили ее.
— Это русская баллада, — пояснила Анна. — Они поют о том, что лучше быть живым один день, чем мертвым всю жизнь… Знаете, а я завидую им.
Я внимательно взглянул на нее.
— Вы счастливы, мисс Шеттфилд?
— Была… пока не встретила вас.
Я чуть не задохнулся от изумления, но в этот момент в дверном проеме возник Потемкин.
— Капитан…
Едва он ушел, как появился лорд Шеттфилд и произнес:
— Анна, нам пора.
Она покорно пошла за отцом и ни разу не оглянулась, зато лорд Шеттфилд уже в дверях бросил взгляд в мою сторону.
Я снова посмотрел во двор, где пели слуги, не подозревая о том, что Беатриче стояла прямо под балконом и поэтому слышала все, о чем мы говорили.
21
После полудня меня разбудил Горлов.
— Одевайся, Петр уже ждет в санях.
— Куда мы едем? — спросил я, когда мы выходили из «Белого гуся», но он не ответил.
Выпавший за день снег затруднял дорогу. Мы проехали через весь город, пересекая каналы, мимо прекрасных дворцов и скелетов будущих зданий, а то и пустых мест, где сотни рабочих осушали болота, чтобы построить на этом месте новые дворцы.
Сани остановились у большого мрачного дома, выходившего окнами на Зимний дворец. Видимо, это был один из первых роскошных домов в Санкт-Петербурге, построенных еще в петровские времена. Дом был большой, старый, но с колоннами, и походил на богатого, но старомодно одетого вельможу среди современных щеголей. Но выглядел он довольно мрачно — ни огонька, ни дыма из трубы, а стекла были кое-где разбиты.
Горлов, не обращая внимания на все это, вошел в дом. Я последовал за ним, и первое, что бросилось мне в глаза, это груда запыленной мебели в огромном холле. Горлов уверенно переходил из комнаты в комнату, нигде не задерживаясь, пока, наконец, мы не вошли в одну из комнат на третьем этаже.
— Ну вот, Светлячок, — он неожиданно повернулся ко мне. — Это дом моего отца. Здесь я вырос.
Я не знал, что сказать, когда позади нас на лестнице раздался пронзительный крик. Я обернулся и увидел седую женщину, которая, кутаясь в красную шаль, удивленно уставилась на Горлова, словно не верила своим глазам. Одной рукой незнакомка схватилась за сердце, а другой рукой за распятие, висевшее у нее на шее. Она снова вскрикнула, но теперь я понял, что это крик радости. Даже Второе Пришествие не способно вызвать такой восторг и обожание, с какими она смотрела на Горлова. Женщина перекрестилась и повалилась ему в ноги.
Горлов широко улыбнулся.
— Маша, — сказал он и попытался поднять ее, но она вцепилась ему в колени, орошая слезами сапоги.
В дверях я заметил Петра, посасывающего погасшую трубку. Горлову, наконец, удалось поднять женщину, и она пустилась в пляс от охвативших ее чувств.
— Это Маша, жена Петра, — пояснил Горлов и представил меня этой достойной женщине, которая тут же покрыла мою руку благодарными поцелуями.
Она отвела нас всех в другое крыло дома, на кухню, где приветливо пылал огонь, и напоила чаем с вареньем. Она без конца то говорила, то смеялась, то плакала, то крестилась.